Наш Современник, 2003 № 06

Это учебное пособие, написанное учителем, с первых страниц помогает школьнику понять, насколько связана история народа, историческое прошлое с национальным характером, с поразительной жизнестойкостью белорусов, с умением отстоять и сохранить свою самобытность, со свойственным белорусу спокойным самоуважением, не имеющим ничего общего с само­хвальст­вом. Я. И. Трещенок рисует образ Беларуси, границы которой очерчены не горами или реками, как по большей части в Европе, а лесом. В недрах — самая малость полезных ископаемых. Почва, климат... Здесь все давалось тяжким трудом. Феодальная верхушка — поляки. Города утратили к ХVII веку белорусский этнический характер, приобрели еврейско-польский облик. Существовавшая в России “черта оседлости” препятствовала урбанизации белорусского крестьян­ства. Петербург делал уступки Польше за счет белорусских крестьян, полони­зация Западного края стала одной из причин возмущения декабристов, которые лучше императора Александра I представ­ляли себе экспансию Польши.

Обстоятельно рассказано в “Истории Беларуси” о значении православия в формировании единого народа. И о первой просветительнице Ефросинье Полоцкой, основательнице Свято-Ефросиньевского монастыря, причисленной к лику святых Русской православной церкви.

“История Беларуси” вполне может быть рекомендована в качестве учебного пособия школьникам России — и уж тем более учащимся из соседних с Белоруссией областей — Смоленской, Брянской, Тверской, Псковской, Новгородской. Они найдут в книге немало интересного о путях продвижения славян в Восточную Европу, о тевтонах и литвинах, о противостоянии католическому прозелитизму. В русских учебниках непременно встречается литовский князь-язычник Ягайло, союзник правителя Золотой орды Мамая, потерпевшего поражение на Куликовом поле от Дмитрия Донского. В русских учебниках с Ягайло на том и прощаются, а в “Истории Беларуси” прослежена и его дальнейшая судьба: переход в католичество, союз с крестоносцами, посулившими ему Новгород и Псков, притязания на трон короля Польши...

Я. И. Трещенок дает в своем учебном пособии выразительную картину польского восстания 1830 года, распространившегося на Литву и северо-западную часть Белоруссии, и восстания 1863 года. Польская шляхта преследовала узкоэгоистические интересы, и даже самые революционные ее представители не допускали мысли о самоопределении непольских территорий — не только Белоруссии, но и Литвы. Именно на такой позиции стоял друг Чернышевского и Шевченко Зигмунд Сераковский, получавший в советских школьных учебниках исключительно положительную оценку. А ведь даже Герцен тогда писал, что надо бы спросить у самого населения, с кем оно хочет быть — с Польшей, Россией или само по себе. То же и с мифом о “Кастусе” Калиновском. Калиновский сам себя “Кастусем” никогда не называл, по этнической самоидентификации был безусловным поляком, хотя и относил себя к “литвинам”. Но уж белорусом он точно не был и воевал не за интересы белорусского народа. Я. И. Трещенок пишет, что мифологизаторы Калиновского превратили шляхтича из коренной польской Мазовии в “национал-экстре­мистский миф”. И в той же главе о польском восстании 1863 года он дает неожиданную характеристику знаменитому генералу Муравьеву, которого русские школьники запоминают через эпизод из биографии Некрасова: ода Муравьеву-“вешателю”. Я. И. Трещенок пишет о Муравьеве не только как об усмирителе восстания, но и как о талантливом администраторе: внесенные по его инициативе изменения в ходе крестьянской реформы на белорусских землях заметно улучшили положение белорусских крестьян в сравнении с центральными русскими губерниями и содействовали промышленному развитию края.

Завершается часть I “Истории Беларуси” событиями 1917 года.

Это учебное пособие, изданное Могилевским педагогическим универси­тетом, заслуживает сопоставления с российским опытом по созданию новых учебников. Я. И. Трещенок, безусловно, владеет даром увлекательного повест­вования, не перегружает свою книгу датами и именами. Следуя примеру “Учебной книги русской истории” С. М. Соловьева, Я. И. Трещенок предпочи­тает выкладывать ученикам не аргументы, а факты и учит осмысливать историю на примере ярких человеческих судеб. Такие учебники воспитывают мировоз­зрение. Встретив в “Истории Беларуси” ссылки на известного историка В. Т. Пашуто, я вспомнила давнюю, начала 80-х годов, дискуссию между учеными-историками и писателями, авторами книг о делах давно минувших дней, считающими себя тоже исследователями, а не просто “беллетристами”. Пашуто тогда говорил о роли научной интуиции и художественного прозрения: “История так невероятно сложна, что даже на миг страшно помыслить себе историка, лишенного дружбы муз” (“Научный историзм и содружество муз”, “Коммунист”, 1984, № 5).