Наш Современник, 2003 № 06

С Таней Бек, по словам Е. А., произошло по-другому. По телефону: “Таня, зачем ты это подписала, неужели ты во все это поверила?” — “Ну что ты, Женя, я же знаю тебя с пятнадцати лет. Я ничего не подписывала”. — “Тогда, Таня, опровергни это в печати”. — “Я никогда не стану унижаться и опускаться до этого”. Пришлось в этой беседе и мне по дружбе рассказать свою историю про подругу Таню, когда она сначала ставила, а потом снимала свое имя на моем предвыборном плакате. Я ее тогда понял, ей жить со своими товарищами демократами, я ее тогда простил, но не забыл. Мне вообще показалось, что и Е. А. рассказывает мне эти истории в надежде на мой дневник, и я внимательно его слушаю, чтобы вынести на свет Божий еще и другую правду. Но, с другой стороны, при огромной писательской активности Е. А. он, наверное, напишет или уже написал об этом и сам.

14 января, воскресенье.

Для “Труда”:

“Два бенефиса этой недели. Значительное повышение цен на железно­дорожный транспорт, включая пригородную электричку, вызвало бы в любой стране, но не в нашей, всеобщую забастовку. Практически огромная страна превращается в ряд удельных княжеств, когда из одного в другое надо будет сплавляться по рекам. История повторяется. Считается, что все это результат особых экономических условий и объективных обстоятельств. Но пора признать, что дело еще и в отвратительном управлении. Мы люди простые и сразу называем, как нам видится, главного героя. Это господин Аксененко, знаменитый тем, что всегда был под рукой у Ельцина в Бочаровом ручье. Это его рук дело. Хорошо, что хоть дали ему по рукам, когда он выходил с инициативой децентрализации железных дорог России.

Второй бенефис связан с именем знаменитого публициста Максима Соколова, появившегося в программе “Однако”. Ему принадлежит мгновенно ставшее знаменитым высказывание — “гуманитарное бомбометание”. Это о безобразии, которое НАТО сотворило в Косове”.

15 января, понедельник. С утра звонил Сереже Кондратову в “Терру”. Он, конечно, невероятный парень, говорит: “Пиши письмо, может быть, в этом году я тебе на кинофестиваль денег и дам”. Может быть, у богатых людей это что-то вроде отпускного... некая жертва судьбе, стремление следовать привычкам богатого человека? Истоки таких, как у Сережи, поступков у меня не поддаются анализу. А может быть, мы просто не знаем русского сердца? Но вот и Гусинский, как сказал мне в свое время Валера Белякович, давал ему большие деньги на театр. То, что это жертва, “зама­ливание”, для меня бесспорно, но есть и что-то еще неуловимое... Некая страсть к конструированию и в других областях.

В 15 часов, как и договаривались раньше с Пашей Нерлером, подъехал автобус. 110 лет со дня рождения Мандельштама и 10-летие мемориальной доски. К этому времени мы уже очистили тротуар от остатков последнего снегопада. Митинг занял всего десять-пятнадцать минут. В своей речи Паша вспомнил, как на открытии доски десять лет назад грянул гимн Советского Союза и как всех это тогда смутило. Музыка сейчас та же. Режим убил человека, но режим его и признал и ставит ему памятник. Сложно все это. Надо проявлять большее терпение по отношению к прошлому. Все мы в той или иной мере уже принадлежим ему, оно никого не пощадило и никого не пощадит. Потом мы с Пашей обменялись репликами. Тот валютный пункт, из-за которого мы городили такую переписку, уже закрыт. Время изменилось. В своей ответной речи, как “хозяин” мемориальной доски, которую мы “бережем и моем”, я говорил — имея в виду, что дальше автобус отправлялся на кладбище к могиле Надежды Яковлевны Мандельштам, — о женах русских писателей. Приводил примеры, среди которых два Монблана — Софья Андреевна и Надежда Яковлевна. Хорошо бы в Москве поставить памятник женам русских писателей. Правда, нет пока памятника ни Мандельштаму, ни Платонову — москвичам.