Наш Современник, 2004 № 02

Неграмотность Гендлина бьет в глаза. Отправив мать Крюкова на поиски могилы сына в станицу Новокорсунскую, он даже не поинтересовался — а была ли она к этому времени жива? Между тем, как свидетельствует биограф Крюкова М. Астапенко, после смерти писателя в живых оставались только его приемный сын Петр, который находился в эмиграции и погиб, участвуя во французском движении Сопротивления, и сестра Мария Дмитриевна, умершая в 1935 году.

Столь же нелепы и слова Гендлина о том, будто после смерти Крюкова и панихиды в 1920 году Шолохов, которому было в эту пору 15 лет, пил чай с сахаром и баранками с матерью Крюкова и “сетовал”, что умер его “товарищ и лучший друг”.

Обращение “антишолоховедов” к аргументации подобного уровня свиде­тельствует о том, что “антишолоховедение” находится в глубочайшем кризисе. В поисках выхода оно готово отказаться от научных методов исследования и направить свои стопы по пути откровенно бульварной литературы — в форме приведенной выше бытовой пошлятины или пошлости, замаскированной под эзотерику. Примером такой “эзотерической” пошлости может служить книга А. Кораблева “Темные воды “Тихого Дона”. Маленькая эпопея. Тексты. Документация. Истолкования. Эзотерическая информация” (Донецк, 1998).

“В новой книге А. Кораблева, продолжающей практику применения нетрадиционных методов исследования, рассматривается проблема авторства романа “Тихий Дон”, — читаем в аннотации к этой книге, написанной “при участии биопсихоаналитика Л.Ф. Лихачевой”. Опираясь на “эзотерику”, или — как стыдливо сказано в аннотации — на “нетрадиционные методы исследования”, Кораблев при участии “биопсихоаналитика Л.Ф. Лихачевой” немедленно и без проблем смог получить ответ на вопрос, кто написал “Тихий Дон”. А. Кораблеву и Л. Ф. (так именует автор свою эзотерическую помощницу) помогает проволочная “рамка”, которая в руках донецкой “пифии” делает чудеса: “Я смотрю и вижу: Л.Ф. называет имя — и рамка в ее руках резко поворачивается”.

Большинство участников спора об авторстве “Тихого Дона” имеют отношение к донской земле — начиная от Солженицына, который вырос в Ростове-на-Дону, кончая Венковым и донецкой “пифией” Л. Ф. Даже Зеев Бар-Селла объяснил при встрече Кораблеву, что “…его прадед, оказывается, был донской казак.

— Мой тоже казак, — сказал я. — Яицкий.

— Это большая разница, — сказал Зеев авторитетно...”.

Однако даже принадлежность тель-авивского журналиста к Всеказачьему Войску Донскому не помогла. В ответ на вопрос, был ли автором “Тихого Дона” его протеже — Севский (Краснушкин), “рамка” равнодушно отвер­нулась, а “пифия” выдала неутешительную справку:

“— Расстрелян 3 января 1920 года.

— Вот он, получается, автор “Тихого Дона”?

— Нет”.

Столь же категоричен был ответ по Шолохову и Крюкову.

“— Кто, — спрашиваю, — писал “Тихий Дон”? Шолохов?

Ответ донецкой пифии последовал незамедлительно:

— Нет.

— Тогда кто же?

Л. Ф. берет карандаш, он быстро перемещается по бумаге, оставляя какие-то знаки...

И вдруг неожиданный, ошеломивший меня ответ:

— Его написала женщина”.

Пообщавшись с духами, и не просто с духами, а с высшим из них, “иерархом 6-го плана”, “пифия” выдала Кораблеву исчерпывающую инфор­мацию об этой женщине. Как выяснилось, имя ее — Александра Дмитриевна Попова, по мужу — Громославская.

Она — дочь Дмитрия Евграфовича Попова, владельца имения Ясеновка, откуда родом мать М. А. Шолохова, Анастасия Даниловна Черникова, по корням — крепостная черниговская крестьянка, находившаяся, как известно, в услужении в барском доме Поповых.

“Дмитрий Евграфович Попов, — повествует Кораблев, — происходил из богатого и достойного дворянского рода. Его дед, войсковой старшина Иван Алексеевич Попов, казак и помещик, был, говорят, хорошо известен во всей Области Войска Донского. В начале XIX века он привез на Дон несколько крестьянских семей из Черниговской и Полтавской губерний и основал имение Ясеновка”.

Все это, благодаря усилиям местных краеведов, на Дону достаточно широко известно. Но что краеведению не было известно — хотя “пифия”, естественно, знала, — так это то, что была у Дмитрия Евграфовича Попова, оказывается, внебрачная дочь, непонятно каким образом сумевшая заполу­чить его фамилию и отчество. А кто была ее мать? Теткой Шолохова! “Старшая сестра ее матери — бабушка Шолохова”!

Доказательства?.. Какие еще нужны доказательства, если это информа­ция, идущая из “астрала”, от самого “иерарха 6-го плана”!

Но и это еще не все. Кто был мужем этой гениальной женщины, подарившей миру “Тихий Дон”? Донской офицер, сподвижник Корнилова Громославский — старший брат тестя Шолохова П. Я. Громославского.

Теперь понятно, откуда в романе такое отличное знание топографии, топонимики, людей Верхнего Дона, перипетий Гражданской войны на Дону.

Но и это еще не все.