Наш Современник, 2006 № 10

26 ноября. Стамбул. Шёл в Айя-Софию и вспоминал школьные учебники, карту и то, как “княгиня Ольга” приняла от греков крещение. И школа далеко-далеко, и ещё дальше тёмные века. Ну конечно, это счастье, Божья милость — ступить на камни, истёртые ногами святых и верующих, увидеть купол высокий, стены и приоткрыть дверцу загадки для детской души, внимавшей когда-то в сибирском углу учительнице с указкой в руке… А ничего не изменилось, стоял я возле Солоухина и Потанина в храме ребенком, безмерно смиренным перед незнаемым скрытым миром… какой-то Византии. “Да кто услышит (или прочтёт) о местах святых, устремился бы душою и воображением к этим святым местам и Богом будет приравнен к тем, кто совершил путешествие в эти места”.

1995

20 августа. Когда-нибудь, лет через семьдесят, дотошный историк будет искать записочки или расспрашивать глухого старца об этих днях. Патриарх больше не появится в наших местах. Четыре дня были историческими, но человек в своей душе не отмечает историю в то мгновение, когда всё проходит перед глазами. Он думает больше о своей участи в эти громкие минуты. Кто-то сопровождает, близко стоит возле патриарха, обедает с ним и складывает ладошки под благословение, едет за ним в машинах, подчёркивая всему остальному миру свою избранность и пренебрежение, кто-то идёт мимо с сумкой или сидит дома, ничего не зная. Мгновение повисло в воздухе, и всевидящее око ловит святое в шевелящейся суете людской.

Обыкновенное всегда наверху.

На трапезе в станице Новомышастовской я беспрерывно глядел на дьякона. Я знал его уже несколько лет. На Господни праздники (Рождество, Пасху) телевидение ставило в кафедральном соборе в Москве свои камеры, и патриарху всегда прислуживал маленький, скобочкой постриженный дьякон, без которого, кажется, некому было пропеть “Еще молимся господину нашему…”. Голос у него был оперный, и я как-то благодарно радовался, что Русь наша не скудеет народом, приблизившим свой талант к церкви, и думал с восхищением: какое же богатство было раньше! какие гении пели по храмам за много веков, и никогда мы их имён не узнаем! Дьякон был моим любимцем. И вот он нынче сидел передо мной наискосок за другим столом и брал с тарелки вилкой длинную рыбу. Наши взгляды ни разу не пересеклись. Он никого нас, домашних, не запомнил, как будто никого, кроме привычных князей церкви, вокруг и не было. Нас это не обижало: ведь мы добивались минуты посмотреть на них.

Они уезжали и чем-то были довольны. Умиротворённый, нежно розовеющий, в белом уборе на голове сидел патриарх. Я думаю, верующая старушка с палочкой, с вечера клавшая у подушки платок к встрече святейшего, или молодая мать, поднимавшая младенца и молча просившая коснуться его головки священной рукой, умерли бы от счастья, окажись на такой вот трапезе с тостами в честь патриарха и пением “многая лета”. Сбоку сиживала власть, не крестилась, но всё же сияла мягкостью и согласием. Власть тоже была чем-то довольна.

Губернатор пообещал патриархии земли под Геленджиком, на берегу моря.

…Между тем грустно было думать, что патриарх не посетил древнюю Тамань. К 1000-летию крещения Руси (в 1988 году) мы не смогли добиться, чтобы в память о преподобном Никоне была названа самая прибрежная улица его именем: “улица летописца Никона”. Как звучит! Впервые бы кто-то произносил его святое имя, писал на конверте. Нет! Не дано начальникам сочувствия истории. “В 1073 году великий же Никон удалился на остров Тмутороканский и, найдя чистое место у города, поселился там…”*.

А нынче святейший опять прибыл на Кубань и сразу же, ещё ничего не увидев, стал хвалить губернатора и дивиться, как много на Кубани “изменилось к лучшему”. И опять в Тамань не поехал. Она, эта святая земля, стлавшая свою пядь к ногам святого Андрея Первозванного (как утверждает предание), загажена богачами, строителями газового терминала, осквернена высокими каменными сараями “новых русских”, ресторанами для туристов и множеством торговых лавочек на самых древних угодьях и берегах. Там бы, у церкви Пресвятой Богородицы, и услышать от патриарха кроткие слова о Никоне, о его монастыре и о неприкосновенности исторического таинства. Не случилось. Патриарха повезли в Ф. Геленджик, в Дивноморск (назывался Фальшивый Геленджик), где открыли духовный центр со всеми угодьями и пляжами. Да простит мне Господь, но смолчать не смог. (Дек. 2005 г.)

1996

ТОРЖЕСТВО ПАМЯТИ (300-летие Кубанского казачьего войска).

Многие не дожили до этой великой и горькой даты. И когда в зале поднимутся на молитву, на исполнение гимна, а на другой день длинной чередой пройдутся по родовой улице Красной атаманы и чины казачьего войска, наверное, души небесные, старозаветные слетят с высоты и коснутся братских плеч, и сама земля, сокрывшая золотые косточки истории, ответит чуть стонущим тихим гулом. Была история, и какая! Надо её воскресить и продолжить. Хаты и речки, курганы и распаханные коши помнят всё. Да не сгинет и чуткость людская.