Читаем Наш Современник, 2007 № 02 полностью

Н. В. Федоров — избранное учение об общем деле (“Философия общего дела”), писал: “Человек — существо погребающее. Никто не погребает своих предков, а он для иллюзорного воскрешения в памяти своих родителей, с установкой, чтобы жизнь шла без разрывов” (чтобы помнили). Родительский день — суббота, поминовение усопших — это мнимая память, иллюзорная. Хотел воскресить в теории всех, все человечество во плоти — великий еретик. “Душа бессмертна, а плоть тленна”. Достоевский задавал вопрос: как воскреснут жертва и убийца? Федоров отвечал, что это дело большого будущего, когда человек изменится к лучшему в свете добра, тогда не страшно, что воскреснут и жертва, и убийца, но для этого надо развивать техническую мысль. Циолковский, его ученик, потом Чижевский, Вернадский разрабатывали идею освоения космоса, расселения человека в пространстве, необходимо было “вырваться из колыбели”. Земля — и колыбель, и могила. Федоров мыслил воскрешение по пятнам, через гены: внук — отца, тот своего отца и т. д. 40 поколений из 5 зерен — воскресить все древо во плоти. Православная церковь не признает этого. Федоров — не вспоминатель, а воскрешатель. Главная мысль, что все связано: былое, настоящее, будущее — все едино. Хотел былое двинуть в грядущее. Смещение центра тяжести с эпохи Возрождения, которая во главу угла поставила человека, а не Бога. Раньше центр тяжести приходился на былое — воспоминание о Золотом веке, огромная традиция, свои идеалы, гармония. Эпоха Возрождения, по мнению Федорова, переместила центр тяжести из прошлого в будущее, в ту область, о которой никто не знает, — в пустоту. Большое значение играет сам человек. Создаются утопии: Кампанелла, Томас Мор и др. Ренессанс поколебал христианскую веру.

Многие пишущие живут памятью, не включая воображение. Это тупик. Подробности в основном бытовые, их хорошо помнят и описывают.


РАЙ


ПРОШЛОЕ — БУДУЩЕЕ Все уравновешено, все взаимосвязано.


АД


Герцен за границей вдруг обнаружил, что столько видел всего: если умру — пропадет, и стал восстанавливать — “Былое и думы”. Восстанавливают детские года писатели. “Детство. Отрочество. Юность” Толстого — с точки зрения взрослого. Аксаков “Детские годы Багрова-внука” — воссоздал по памяти и воображению, глазами ребенка. Одной памятью не возьмешь! Взрослый забывает видения ребенка до 7 лет. Лев Толстой ценил и восхищался поэтичностью перевоплощения в восточных верованиях, это противоречит христианству, но поэт не должен ограничивать себя, должен черпать поэзию отовсюду в пределах добра.

Взрослый человек не помнит видения ребенка, так взрослый человек забывает прошлое жизни, отсюда — “Иван, не помнящий родства”. На это надо смотреть с птичьего полета, чтобы был большой кругозор, не сужать. В XIX веке дворяне, когда ездили за границу и жили там, высказывали мысль, что на европейцев давит груз прошлого: всё помнят. А русский — легко открыт, мало что помнит. Прошлое — мертвый груз (все кладбища, священные камни и т. д.) для мыслящего европейца — давит. В 1917 году произошел поворот, сбросили весь груз, чтобы идти налегке. Но ничего не возникает на пустом месте, всё идет от чего-то. Память — история. Историзм дает человеку понятие традиции, непрерывности. Искажение истории всегда опасно для будущего и настоящего.

Мемуары создают обычно великие люди, которым есть что вспомнить. В XIX веке в Европе К. Леонтьев писал: “Возможно, какой-то жулик пишет мемуары. Пошло! Как нравственность упала — интересно читать “Похождения Феликса Круля” или шлюхи, просто развлекательно”.

В центр угла тему памяти поставил А. С. Пушкин. “Воспоминание”:

Когда для смертного умолкнет шумный день

И на немые стогны града

Полупрозрачная наляжет ночи тень

И сон, дневных трудов награда,

В то время для меня влачатся в тишине

Часы томительного бденья;

В бездействии ночном живей горят во мне

Змеи сердечной угрызенья,

Мечты кипят; в уме, подавленном тоской,

Теснится тяжких дум избыток;

Воспоминание безмолвно предо мной

Свой длинный развивает свиток;

И с отвращением читая жизнь мою,

Я трепещу и проклинаю,

И горько жалуюсь, и горько слезы лью,

Но строк печальных не смываю.

(После ссылки, 1828 г.)

Великое стихотворение, поступь, ритм, идет со значением: “Когда для смертного умолкнет шумный день”, “мечты кипят” — воображение. Вывод: “Но строк печальных не смываю”. Потом написал: “Что пройдет, то будет мило”.

К воспоминаниям относятся юбилеи, явление снижения темы. Есть большие юбилеи — 1000-летие христианства на Руси — это память, в 1947 году — 800 лет Москве, потом выродилось, профанация — 1 год демократии и т. д. Юбилеи человека — 50, 60, 70 и 100 лет.

А. Передреев — жил в прошлом, не глядел в будущее, жил воспоминаниями.

М. Лермонтов:

Гляжу назад — прошедшее ужасно,

Гляжу вперед — там нет души родной.


А. С. Пушкин: “Воспоминания в Царском Селе”.

Перейти на страницу:

Все книги серии Наш современник, 2007

Похожие книги

Абсолютное зло: поиски Сыновей Сэма
Абсолютное зло: поиски Сыновей Сэма

Кто приказывал Дэвиду Берковицу убивать? Черный лабрадор или кто-то другой? Он точно действовал один? Сын Сэма или Сыновья Сэма?..10 августа 1977 года полиция Нью-Йорка арестовала Дэвида Берковица – Убийцу с 44-м калибром, более известного как Сын Сэма. Берковиц признался, что стрелял в пятнадцать человек, убив при этом шестерых. На допросе он сделал шокирующее заявление – убивать ему приказывала собака-демон. Дело было официально закрыто.Журналист Мори Терри с подозрением отнесся к признанию Берковица. Вдохновленный противоречивыми показаниями свидетелей и уликами, упущенными из виду в ходе расследования, Терри был убежден, что Сын Сэма действовал не один. Тщательно собирая доказательства в течение десяти лет, он опубликовал свои выводы в первом издании «Абсолютного зла» в 1987 году. Терри предположил, что нападения Сына Сэма были организованы культом в Йонкерсе, который мог быть связан с Церковью Процесса Последнего суда и ответственен за другие ритуальные убийства по всей стране. С Церковью Процесса в свое время также связывали Чарльза Мэнсона и его секту «Семья».В формате PDF A4 сохранен издательский макет книги.

Мори Терри

Публицистика / Документальное
Опровержение
Опровержение

Почему сочинения Владимира Мединского издаются огромными тиражами и рекламируются с невиданным размахом? За что его прозвали «соловьем путинского агитпропа», «кремлевским Геббельсом» и «Виктором Суворовым наоборот»? Объясняется ли успех его трилогии «Мифы о России» и бестселлера «Война. Мифы СССР» талантом автора — или административным ресурсом «партии власти»?Справедливы ли обвинения в незнании истории и передергивании фактов, беззастенчивых манипуляциях, «шулерстве» и «промывании мозгов»? Оспаривая методы Мединского, эта книга не просто ловит автора на многочисленных ошибках и подтасовках, но на примере его сочинений показывает, во что вырождаются благие намерения, как история подменяется пропагандой, а патриотизм — «расшибанием лба» из общеизвестной пословицы.

Андрей Михайлович Буровский , Андрей Раев , Вадим Викторович Долгов , Коллектив авторов , Сергей Кремлёв , Юрий Аркадьевич Нерсесов , Юрий Нерсесов

Публицистика / Документальное
Принцип Дерипаски
Принцип Дерипаски

Перед вами первая системная попытка осмыслить опыт самого масштабного предпринимателя России и на сегодняшний день одного из богатейших людей мира, нашего соотечественника Олега Владимировича Дерипаски. В книге подробно рассмотрены его основные проекты, а также публичная деятельность и антикризисные программы.Дерипаска и экономика страны на данный момент неотделимы друг от друга: в России около десятка моногородов, тотально зависимых от предприятий олигарха, в более чем сорока регионах работают сотни предприятий и компаний, имеющих отношение к двум его системообразующим структурам – «Базовому элементу» и «Русалу». Это уникальный пример роли личности в экономической судьбе страны: такой социальной нагрузки не несет ни один другой бизнесмен в России, да и во всем мире людей с подобным уровнем личного влияния на национальную экономику – единицы. Кто этот человек, от которого зависит благополучие миллионов? РАЗРУШИТЕЛЬ или СОЗИДАТЕЛЬ? Ответ – в книге.Для широкого круга читателей.

Владислав Юрьевич Дорофеев , Татьяна Петровна Костылева

Биографии и Мемуары / Публицистика / Документальное