Маняша вовсе не выкаблучивалась, продолжая упорно залегать в ванне. Не капризничала и не набивала себе цену. Она всего лишь пыталась отыскать в себе так знакомые и ненавидимые черты привычной гордыни. Выходить с ними на встречу с Максом никак нельзя: её понесёт. Требовалось их утопить немедля и переступить порог с чистым сердцем.
— Не пытайся утопиться! — забарабанил он в дверь, хотя ту никто и не запирал. — Выходи или я вторгнусь! А мне бы не хотелось шокировать Анну Иоановну.
— Почему бы и нет?! — донеслось из кухни ироничное благословение.
— Выхожу! — буркнула Маняша. — Подумать не дают.
— Думают в соседней кабинке! — издевательски напомнил Макс.
Но терзать дверь перестал.
— Пойду, полежу немного, — оповестила бабуля, едва Маняша вплыла в кухню. — Надеюсь услышать отсюда звуки поцелуев и мурлыканье, а не звон бьющейся посуды. У нас её и без того негусто.
И она действительно ушла. Ещё и дверь за собой прикрыла.
— Злишься? — привычно уточнил Макс, катая по столу пробку от красного Краснодарского «Кюве».
Остатки которого подмигивали утонувшим в высоком бокале солнечным зайчиком. Второй бокал мусолил губами вновь провинившийся жених.
— Как-то всё двояко, — честно призналась Маняша, вытаскивая из навесного шкапчика чистый бокал. — С одной стороны, опять наврал. С другой… ну да, приятно, что ты так хорошо обо мне думаешь. Давай поедим, — попросила она, присаживаясь за поспешно накрытый импровизированный праздничный стол.
— Давай, — наплевав на романтику момента, ухватился за ложку Макс. — Пока дождёшься от тебя прощения или проклятий, с голода сдохнуть можно.
Они дружно и молча набивали животы, обмениваясь говорящими взглядами людей, научившихся обходиться без слов. Бабуля утверждает, что так бывает лишь у родственных душ. Даже если те пока едва знакомы. И у них это сложилось почти с первых часов после знакомства.
Наконец, Маняша сдалась первой: отвалилась на спинку стула и погладила битком набитый живот:
— Боже! Как хорошо.
— А ночью будет ещё лучше, — обнаглел обожравшийся жених. — Анна Иоановна отпустила тебя до утра.
— Ты что?… — ужаснулась Маняша, выпучившись на закрытую дверь.
— Да, я признался, что обесчестил её внучку, — решительно признался Макс, многозначительно тыкаясь коленом в её ногу под столом. — И попросил твоей руки.
— Отдала? — заподозрила неладное невеста.
— Сразу же, — похвастался жених. — И переехать согласна. Ей мой район больше нравится. Особенно Енисей из окна. И набережная.
— Как-то всё… быстро, — вздохнула Маняша, кроша хлеб, за что ей постоянно попадало от бабули. — Я и повзрослеть толком не успела.
— Ты научилась прощать, — как-то не слишком весело усмехнулся он. — Куда уж взрослей? У меня у самого с этим пока не очень. — Так что? — встряхнулся Макс, уставившись на неё выжидательным взглядом анестезиолога, вкатившего пациенту наркоз. — Ты выйдешь за меня?
— А, вот возьму, и выйду! — не без куража бросила ему вызов Маняша. — Только после не жалуйся, что не на ту напал.
— На самую ту! — обрадовался он и полез через стол целоваться.
В голове тренькнула струнка жгучего страха за свою глупую бесшабашность. Всё-таки не прогуляться собралась — замуж. Нестерпимо захотелось забраться в старый бабушкин шкаф, что занял почётное место в новой гостиной.
Дерево сладкого медового цвета, древние трещины, современный лак. Аляповатая в чём-то наивная резьба: завитушки, единороги, гербы со львами, похожими на белок. И скрипучие бронзовыми витые задвижки.
Бабушкина память — теперь уже капитал желанных правнуков, на которых она обзаривалась. Анна Иоановна-то ещё ого-го-го! Она и праправнуков дождётся.
— Иго-го-го, — пробухтела под нос Маняша, прислушиваясь к «задверью».
Не успевшему стать родным домом, как снова им срываться с места.
— Назначим день бракосочетания? — задумчиво осведомился Макс, наблюдая за кровавым половодьем.
Опрокинутая им бутылка щедро заливала стол, наполняя кухню ароматом праздника и грядущей уборки.
В стену, что разделяла их с бабулей, одобрительно бухнули чем-то тяжёлым. Скорей всего пресс-папье с профилем Сталина. Дескать, не вздумай кобениться и пойти на попятный: замуж не каждый день зовут. Особенно такие вот настоящие мужчины.
Макс улыбнулся, прислушиваясь к нараставшей за стеной песне. К звонкому и какому-то неземному женскому голосу:
Женщине со сдержанной уверенностью в каждом слове ответил мужчина:
— Нас благословили, — подтолкнул Макс свою тормозящую нерешительную любовь.
— Назначим, — решившись, выдохнула Маняша.