Наша общественная жизнь

Сохранились: 1) цензорские гранки начала и конца статьи (первая «форма» от слов «На свете не всё же мальчишки…», стр. 290, строка 4 и кончая словами «С самого ранне», стр. 297, строка 6; последняя, шестая «форма» от слов «на молодое поколение, как и на», стр. 326, строка 12 и кончая словами «…господа вислоухие и юродствующие?», стр. 329, строки 25–26), набранные 23 и 27 марта и разрешенные со значительными купюрами и изменениями цензором Еленевым 25 и 27 марта (ЦГАЛИ); 2) авторские гранки середины статьи (со второй по пятую «формы» от слов «го детства он не знал…», стр. 297, строка 6 и кончая словами «…хорошо понимаю, что взгляд», стр. 326, строка 12), набиравшиеся, по-видимому, с 24 по 26 марта (вторая форма датирована 24 марта) и испещренные правкой Салтыкова (ЦГАЛИ);[142] 3) большая часть (четыре «формы») чистой корректуры этого же набора, кончая словами «…к своему герою очень», стр. 318, строка 40), адресованная А. Н. Пыпину (ИРЛИ).

В настоящем издании статья печатается по тексту гранок с устранением цензурных купюр и изменений и учетом дополнительной работы Салтыкова, отраженной в авторских гранках и журнальной публикации.

Наряду со стилистической правкой и устранением опечаток, в авторской корректуре имеются вычеркивания и замены явно цензурного происхождения, и сделаны они самим Салтыковым (исключена, например, фраза о петербургских пожарах — стр. 302, строки 20–21).

Все окончание статьи — от слов: «Но это презрение к практической деятельности» и до: «Скоро ли поймут эту истину господа вислоухие и юродствующие?» (стр. 326, строка 38 — стр. 329, строки 25–26) — заменено в «Современнике» следующим кратким заключением:

Вот это-то именно и имел я в виду, когда упоминал о «чаше». Впрочем, это такой предмет, о котором кратко говорить нельзя, а потому я предпочитаю отложить мою беседу до более удобного времени.

Этой проблематике («протест своими боками», «презрение к практической деятельности») и посвящена следующая (не увидевшая свет) апрельская хроника, в которой использовано, иногда и текстуально, окончание мартовской. Включенная в статью часть текста (от слов «Воображаю я себе…», стр. 250, строка 14 и кончая словами «…необходимыми ударениями», стр. 251, строка 14) была запрещена цензурой в январской хронике 1864 г. Однако причиной непоявления окончания мартовской хроники в печати был, по-видимому, не цензурный запрет, а внутриредакционные трения. В сохранившейся цензорской корректуре отмечены красным лишь три места окончания: 1) «сверх того, в своем настоящем практическом развитии <…> своего собственного бессилия»; 2) «сражаться против которой <…> своими собственными средствами»; 3) «и кроме окончательного торжества тех темных сил, которые и без того торжествуют не мало».

Перечень главнейших мест, не появившихся в «Современнике» в результате вмешательства цензора (кроме указанных выше):

Стр. 290, строка 15 — стр. 291, строка 8: «Хотя «мальчики» не со вчерашнего дня <…> бывало когда-нибудь видано?»

Стр. 291, строки 24–35: «Я рассуждал бы так <…> простил бы даже «мальчишкам»…»

Стр. 292, строки 13–22: «Да, я был неправ! <…> беспорядочном и бессильном виде!»

Стр. 292, строка 28 — стр. 296, строка 26: «Разве они не дети <…> я попытаюсь…»

Стр. 300, строки 35–39: «и продолжалось оно <…> положило таковому конец».

Стр. 311, строка 22: «проклятая система, это целая проклятая каста».

Стр. 313, строки 17–19: «которая дотоле <…> условия жизни».

Стр. 313, строки 22–41: «потому что мысль, в своем развитии <…> очень было похоже на безделье».

Мартовская хроника, в основном, посвящена вопросу о «мальчиках», противопоставляемых «мальчишкам» и «нигилистам». «Мальчики» — это очень емкий образ всех и всяческих молодых сил реакции и консерватизма, в том числе новых «деятелей», «молодых драбантов», представителей послереформенной администрации. Они, по Салтыкову, — «особенное молодое поколение», стремящееся «насильственно остановить развитие действительно живых сил общества», задержать общество «на тех битых колеях, из которых оно давно рвется выбиться». «Мальчики» тесно связаны со старым порядком вещей, надоевшей всем «яичницей», которая выступает как символ дореформенного самодержавно-крепостнического устройства. Писатель подчеркивает, что и после реформы основы этого устройства не изменились, что «яичница» осталась той же, а «местами даже и попротухла», что ее лишь немного подправили, придав ей другую видимость. «Мальчики», по мнению Салтыкова, «не со вчерашнего дня завелись на Руси», «нов не факт… ново его положение». Новым является то, что они пришли к власти, сменили старых «деятелей». Отстаивая старую «яичницу», «мальчики» стремятся представить ее так, «чтоб издали казалось как будто нечто новое». Их работа «безнравственная», «не умная», «напрасная», «но это не мешает ей быть… в высшей степени вредною». Салтыков утверждает, что «мальчики», задумавшие подправить «яичницу», — «мразь», а не «общественные деятели», что они более опасны и мерзки, чем «старые драбанты» (см. прим. к стр. 248).