Наша первая революция

Демократия лишена возможности опираться на национальные традиции. Демократическая Россия не может быть простым детищем высочайшего соизволения. Но она не может опереться и на земства, так как земства построены не на демократическом принципе, а на начале сословного и имущественного ценза. Демократия, если она не лжет своим именем, если она действительно является партией народного верховенства, не может ни на минуту признать за земством право говорить именем России. Всякую попытку со стороны земств и дум вступить с абсолютизмом в соглашение от имени народа демократия должна клеймить, как узурпацию народного суверенитета, как политическое самозванство.

Но если не абсолютизм и не дворянское земство, то кто же? Народ! Но народ не имеет никаких легальных форм для выражения своей суверенной воли. Создать их он может только революционным путем. Апелляция к Всенародному Учредительному Собранию есть разрыв со всей официальной традицией русской истории. Вызывая на историческую сцену суверенный народ, демократия врезывается в легальную русскую историю клином революции.

У нас нет демократических традиций, их нужно создать. Сделать это способна только революция. Партия демократии не может не быть партией революции. Эта идея должна проникнуть во всеобщее сознание, она должна наполнять нашу политическую атмосферу, самое слово демократия должно быть пропитано содержанием революции, так чтоб при одном прикосновении оно жестоко обжигало пальцы либеральных оппортунистов, которые стараются уверить своих друзей и врагов, что они стали демократами с тех пор, как назвались этим именем.

* * *

"Мирное" сотрудничество с земством или революционное сотрудничество с массой? Этот вопрос демократия должна решить для себя, - мы ее заставим решить этот вопрос, так как будем его ставить пред нею не только в общей форме, не только в литературе, но самым конкретным образом, в каждом живом политическом действии.

Конечно, демократия хочет союза с массой и тянется к ней. Но она боится порвать со своими влиятельными союзниками и мечтает о том, не сможет ли она сделаться связующим звеном между земством и массой.

В замечательно поучительной статье "Нашей Жизни" выдвигается та мысль, что для "безболезненного" осуществления демократической реформы "необходимо интеллигенции сейчас же, не теряя дорогого времени, притти в тесное соприкосновение с широкими народными массами, войти с ними в непрерывное общение". Статья не отрицает, что часть интеллигенции и раньше стремилась к этому, - но она делала это, "исключительно напирая на классовые противоречия, существующие между народными массами и теми слоями общества, из которых до сих пор выходит и долго еще будет выходить большая часть русской интеллигенции"*... Теперь нужна другая работа. Нужно в человеке из "народа", прежде всего в крестьянине, пробудить "свободного гражданина, сознающего свои права и бесстрашно их отстаивающего". Для этой работы "нужно сотрудничество демократической интеллигенции с выборными представителями земства"! Другими словами: так называемая демократическая интеллигенция должна пробуждать свободных граждан не только без "исключительного напирания" на классовые противоречия внутри оппозиции, но и в "дружном сотрудничестве" с земской оппозицией. Это значит, что интеллигенция не только лишает себя возможности смело и решительно ставить вопросы аграрной реформы, - но и отказывает себе в праве революционно и демократически ставить конституционную проблему. Эта внутренне-противоречивая задача: пробуждать массы, тащась в хвосте у земцев, - не может создать для демократа достойной политической роли. В своей агитации демократия будет неизбежно лгать - не той смелой, на половину бессознательной ложью якобинской демагогии, которая в своем революционном самозабвении находит долю своего прощения, - а той скаредной либеральной ложью, которая опасливо озирается раскосыми глазами, обходит острые вопросы, как будто боится наступить на гвозди, говорит шепелявой скользящей речью, потому что всякое "да" и всякое "нет" как огнем обжигает ее уклончивый язык. Образцом ее будет лишь освобожденская прокламация о войне и конституции, которую мы в свое время разбирали в "Искре"*51. Прокламация эта написана для массы, старается говорить языком, понятным массе, и взывает к интересам массы. /* "Наша Жизнь", N 28./

И что же говорят в ней освобожденцы народу? Они говорят ему, что война никому не нужна, что царь не хотел ее, что царь миролюбив. Они это доподлинно знают. Они говорят далее, что царя соблазнили дурные советники, не осведомляющие своего государя об истинных нуждах народа, ибо "иные из вельмож ведут государственные дела не по совести, а по корысти для своего кармана и для почестей, а иные из вельмож - глупы". Чтобы помочь делу, нужно созвать народных представителей. Царь от них будет узнавать правду, "как это было изредка в старину, когда русские цари жили в Москве". Управлять делами будут все сообща - государь, министры и собрание народных представителей.