Наша счастливая треклятая жизнь

Открываю запотевшее окно. Сразу врывается шум проспекта. Где бы я ни была, мне всегда хочется вернуться в эту шумную пыльную Москву. Как странно, что теперь в провинции долго не могу — ритмы не те. Нужен шум, нужны выхлопные газы.

Обедать без Катьки не буду. Чего бы такого съесть? Лезу в холодильник и нахожу старый жесткий апельсин. Катька от него будет чесаться, а я съем…

Апельсин

Когда замерзает лужа — это счастье! Можно стучать по ней каблуком и откалывать кусочки льда, можно скользить по ней, можно ходить там, где лед совсем тонкий, и с хрустом проваливаться в пустые домики. Можно найти прозрачные места и любоваться тем, что спрятано подо льдом, можно найти чистенький кусочек льда и пососать. Главное, чтоб ее никто не посыпал золой или песком.

Однажды мне повезло: утром во дворе никого не было, и я стала царицей большой замерзшей лужи! Я уже почти научилась кататься на ногах, и тут пришла Людка. В руках у нее был оранжевый мячик. Она стояла и смотрела, как я бесстрашно скольжу одна по такой большой луже. «Это что у тебя?» — спросила я. «Апельсин, — ответила Людка, — это как мандарин, только большой». «А-а…» — протянула я, продолжая кататься и изо всех сил стараясь не обращать на Людку внимания. Говорить было не о чем. Людка стала двигаться к центру лужи, остановилась на ее середине, надкусила апельсин и стала его чистить, бросая кожуру на лед. Стало неудобно кататься. Лужа из большой стала совсем маленькой. Остро и бодряще запахло.

Людка жевала апельсин, громко высасывала из него сок и наблюдала за мной. Стало тоскливо и захотелось домой к маме. Я подошла к Людке и изо всех сил ее толкнула. Она упала, оранжевый мячик покатился, лужа треснула, и из нее хлынула черная грязь. Я испугалась, подняла апельсин и положила рядом с Людкой, сидевшей в самой грязи и истошно оравшей.

Дома мама удивилась, что я так мало погуляла. Я рассказала ей про апельсин. Когда тетя Глаша принесла нам Людкино пальто для стирки, мама меня совсем не ругала. Тогда мне показалось это странным…

Трубочка с кремом

Недалеко от базара, рядом с булочной, торговали на улице жареными пирожками. Четыре копейки — и он твой! Маленький, пышный, туго набитый сочным ливером! Если я из музыкалки шла с мамой, я начинала жаловаться на пустоту в желудке и легкое головокружение, это была хитрость, иначе мама не разрешила бы есть на улице. Объяснений тому находила много: руки немытые, есть на ходу вредно, и самое жалостное — мол, вдруг встретится нам голодный человек, а денег у него нет, и он будет смотреть, как ты ешь пирожок, и глотать слюнки, значит, надо и ему купить, а на всех денег не хватит, и так далее. Ох уж эти взрослые, как у них все сложно!

Купив все-таки мне два пирожка, мы доходили до укромной скамейки, и только там воспитанная девочка, да и то в редких случаях, могла себе позволить их съесть.

И вот мы идем из музыкалки с мамой, а пирожков нет. Лысый лоток! Тоска сразу наваливается, голова моя повисает набок, все мне немило. Мы заходим в булочную, мама покупает неинтересный хлеб, а я вдруг вижу трубочку с кремом. Вафельная! С розовым кремом! И всего-то: двадцать две копеечки! Я сама от себя не ожидала, но вдруг мне стало позарез нужно получить эту трубочку. «Мама, купи, купи, мама, мама, ты мне никогда не покупала такой трубочки, а теперь купи, мама, я больше никогда в жизни ничего не попрошу, только попробую и все, что же ты, мама, мне не покупаешь трубочки с кремом, может, ты, мама, меня не любишь?!» — все это я шипела на одном дыхании, как молитву, делая страшные глаза и цепляясь за ее пальто. Мама стряхнула мои руки и спокойно сказала: «Баловство». Какая-то тетка, проходя мимо мамы, ехидно улыбнулась: «Какая капризная девочка!» — и ласково посмотрела на меня. Мы вышли на улицу, и я сказала маме, глотая слезы: «Ты жадная! Жадная! Жад-на-я!!!»

Домой шли молча, не прикасаясь друг к другу, словно чужие. Дома мама села на стул, поставила меня рядом и сказала: «Хорошо, давай сделаем так: в следующий раз я куплю тебе вместо пирожков трубочку, договорились?» Наверное, она ждала, что я что-то пойму, попрошу у нее прощения, но я просто кивнула.