Читаем Наша счастливая треклятая жизнь полностью

Детский сад мой (когда-то здесь был роддом, где и я и Надя родились) находился прямо напротив дома Айвазовского, и мама часто водила нас в галерею. Перед входом лежали два огромных белых мраморных льва, спины их были отполированы временем и детьми, гроздьями на них висевшими. Потом, повзрослев, мы уже не садились на них, а только украдкой совали руки в открытые пасти.

В галерее же было всегда прохладно, гулко. Мама разговаривала с какими-то людьми (там у нее было много знакомых), успевая при этом строго следить, чтобы мы ступали неслышно, говорили шепотом и ничего не трогали. Мы с Нанкой делали серьезные лица, но, когда никого не было рядом, потихоньку прикасались пальцем к картинам, пробуя воду — настоящая ли. Когда выходили на улицу, шум города сразу врывался в уши, а глаза начинало ломить от слепящего солнца.

Всегда испытывала и испытываю чувство собственности к этому дому и его картинам. С самого детства и до сих пор «Среди волн» — работа для меня особенная, лучшая, потому что моя, наша.


Мама хотела уехать в среднюю полосу России, поближе к Москве, где жила я, чтобы можно было видеться чаще. В маленький купеческий городок, который можно было обойти пешком, с видом на реку. Чтобы стояли маленькие старые домики, из труб которых зимой поднимается дым, чтобы светились желтым окна, а по узким улочкам спокойно бродили бы кошки.

Два года до смерти она с Нанкой прожила в Муроме и была счастлива.


После смерти мамы я вдруг поняла, что главное в жизни — не цель, а путь к цели. Я иду. Тебе не должно быть стыдно за меня, мама!

Море волнуется, раз!

В детстве была игра, известная многим поколениям: «море волнуется, раз!» Она была не похожа на другие — нежная, романтичная и тихая. В этой игре в нас открывалось что-то новое, заставлявшее заглянуть куда-то внутрь себя. Ведущий говорил: «Море волнуется, раз! Море волнуется, два! Море волнуется, три!» Мы при этом изображали море — сначала спокойное, потом постепенно все более волнующееся и наконец — бушующую стихию. А после слов — «морская фигура, на месте замри!» — застывали в какой-нибудь причудливой позе. Когда ведущий, дотрагиваясь до тебя, приказывал «отомри», ты должен был начать «жить» и убедить других в том, что, замерев, ты просто прервался на мгновение, а до этого делал какое-то важное дело.

Странно. Мы были довольно циничные дети: мы нюхали, щупали, пробовали на вкус жизнь, которая гудела вокруг нас, всасывала в свой водоворот, а потом сплевывала, как остатки пищи. Но «море волнуется, раз!»… Иногда мне кажется, что я продолжаю играть в эту игру и все жду, когда ведущий крикнет мне: «Отомри…»


Моей дочери двадцать два года. Она родилась, выросла и живет в Москве. Немного походив перед самой школой в детский сад, окончила школу, а сейчас — университет. Всё, как у всех.

Она делится со мной своими победами, несчастьями, влюбленностями, мыслями. Я знаю и люблю ее друзей. Они привязаны ко мне, и мы иногда секретничаем с ними на кухне, как это делала наша мама в свое время с нашими друзьями. И все-таки у нее другие отношения со мной, чем были у нас с нашей мамой. Между Катей и мной почти нет дистанции. Не знаю, хуже это или лучше. Так сложилось.

«Тусоваться» в компании моих подруг Катька обожает. Веселит их своими пародиями на однокурсников, пытается соответствовать нашему уровню в «умных» разговорах. Мои «девоньки» искренне рады такому юному вливанию в наши ряды и хохочут, забывая про свои давления и больные спины. Катька чувствует, что ее всячески балуют вниманием и любовью, и отвечает им взаимностью.

Перейти на страницу:

Все книги серии Corpus [memoria]

Морбакка
Морбакка

Несколько поколений семьи Лагерлёф владели Морбаккой, здесь девочка Сельма родилась, пережила тяжелую болезнь, заново научилась ходить. Здесь она слушала бесконечные рассказы бабушки, встречалась с разными, порой замечательными, людьми, наблюдала, как отец и мать строят жизнь свою, усадьбы и ее обитателей, здесь начался христианский путь Лагерлёф. Сельма стала писательницей и всегда была благодарна за это Морбакке. Самая прославленная книга Лагерлёф — "Чудесное путешествие Нильса Хольгерссона с дикими гусями по Швеции" — во многом выросла из детских воспоминаний и переживаний Сельмы. В 1890 году, после смерти горячо любимого отца, усадьбу продали за долги. Для Сельмы это стало трагедией, и она восемнадцать лет отчаянно боролась за возможность вернуть себе дом. Как только литературные заработки и Нобелевская премия позволили, она выкупила Морбакку, обосновалась здесь и сразу же принялась за свои детские воспоминания. Первая часть воспоминаний вышла в 1922 году, но на русский язык они переводятся впервые.

Сельма Лагерлеф

Биографии и Мемуары
Антисоветский роман
Антисоветский роман

Известный британский журналист Оуэн Мэтьюз — наполовину русский, и именно о своих русских корнях он написал эту книгу, ставшую мировым бестселлером и переведенную на 22 языка. Мэтьюз учился в Оксфорде, а после работал репортером в горячих точках — от Югославии до Ирака. Значительная часть его карьеры связана с Россией: он много писал о Чечне, работал в The Moscow Times, а ныне возглавляет московское бюро журнала Newsweek.Рассказывая о драматичной судьбе трех поколений своей семьи, Мэтьюз делает особый акцент на необыкновенной истории любви его родителей. Их роман начался в 1963 году, когда отец Оуэна Мервин, приехавший из Оксфорда в Москву по студенческому обмену, влюбился в дочь расстрелянного в 37-м коммуниста, Людмилу. Советская система и всесильный КГБ разлучили влюбленных на целых шесть лет, но самоотверженный и неутомимый Мервин ценой огромных усилий и жертв добился триумфа — «антисоветская» любовь восторжествовала.* * *Не будь эта история документальной, она бы казалась чересчур фантастической.Леонид Парфенов, журналист и телеведущийКнига неожиданная, странная, написанная прозрачно и просто. В ней есть дыхание века. Есть маленькие человечки, которых перемалывает огромная страна. Перемалывает и не может перемолоть.Николай Сванидзе, историк и телеведущийБез сомнения, это одна из самых убедительных и захватывающих книг о России XX века. Купите ее, жадно прочитайте и отдайте друзьям. Не важно, насколько знакомы они с этой темой. В любом случае они будут благодарны.The Moscow TimesЭта великолепная книга — одновременно волнующая повесть о любви, увлекательное расследование и настоящий «шпионский» роман. Три поколения русских людей выходят из тени забвения. Три поколения, в жизни которых воплотилась история столетия.TéléramaВыдающаяся книга… Оуэн Мэтьюз пишет с необыкновенной живостью, но все же это техника не журналиста, а романиста — и при этом большого мастера.Spectator

Оуэн Мэтьюз

Биографии и Мемуары / Документальное
Подстрочник: Жизнь Лилианны Лунгиной, рассказанная ею в фильме Олега Дормана
Подстрочник: Жизнь Лилианны Лунгиной, рассказанная ею в фильме Олега Дормана

Лилианна Лунгина — прославленный мастер литературного перевода. Благодаря ей русские читатели узнали «Малыша и Карлсона» и «Пеппи Длинныйчулок» Астрид Линдгрен, романы Гамсуна, Стриндберга, Бёлля, Сименона, Виана, Ажара. В детстве она жила во Франции, Палестине, Германии, а в начале тридцатых годов тринадцатилетней девочкой вернулась на родину, в СССР.Жизнь этой удивительной женщины глубоко выразила двадцатый век. В ее захватывающем устном романе соединились хроника драматической эпохи и исповедальный рассказ о жизни души. М. Цветаева, В. Некрасов, Д. Самойлов, А. Твардовский, А. Солженицын, В. Шаламов, Е. Евтушенко, Н. Хрущев, А. Синявский, И. Бродский, А. Линдгрен — вот лишь некоторые, самые известные герои ее повествования, далекие и близкие спутники ее жизни, которую она согласилась рассказать перед камерой в документальном фильме Олега Дормана.

Олег Вениаминович Дорман , Олег Дорман

Биографии и Мемуары / Документальное

Похожие книги

100 знаменитых отечественных художников
100 знаменитых отечественных художников

«Люди, о которых идет речь в этой книге, видели мир не так, как другие. И говорили о нем без слов – цветом, образом, колоритом, выражая с помощью этих средств изобразительного искусства свои мысли, чувства, ощущения и переживания.Искусство знаменитых мастеров чрезвычайно напряженно, сложно, нередко противоречиво, а порой и драматично, как и само время, в которое они творили. Ведь различные события в истории человечества – глобальные общественные катаклизмы, революции, перевороты, мировые войны – изменяли представления о мире и человеке в нем, вызывали переоценку нравственных позиций и эстетических ценностей. Все это не могло не отразиться на путях развития изобразительного искусства ибо, как тонко подметил поэт М. Волошин, "художники – глаза человечества".В творчестве мастеров прошедших эпох – от Средневековья и Возрождения до наших дней – чередовалось, сменяя друг друга, немало художественных направлений. И авторы книги, отбирая перечень знаменитых художников, стремились показать представителей различных направлений и течений в искусстве. Каждое из них имеет право на жизнь, являясь выражением творческого поиска, экспериментов в области формы, сюжета, цветового, композиционного и пространственного решения произведений искусства…»

Илья Яковлевич Вагман , Мария Щербак

Биографии и Мемуары