Читаем Наша тайная слава полностью

— А что касается четы Бронкертс, которых вы упоминали в самом начале вечера, компаньонов, которые проверяют состояние ваших финансов, то я объявлял их недавно, меньше двух месяцев назад, на одном очень закрытом вечере в Женеве, который устроил некий господин Югерман.

— Эрнст Югерман? Но это же мой главный конкурент! Мой вечный соперник!

— Они обнимались, как старые приятели. И похоже, господин Бронкертс был явно доволен состоянием финансов господина Югермана.

— Мне надо еще выпить водки, господин церемониальный распорядитель!

— Мне тоже. Я только что совершил преступление и стою не больше, чем священник, нарушивший тайну исповеди. Мне надо забыться! Водки!

В квадратном зале убирали козлы, освобождали вазы от цветов, стряхивали скатерти. Кристиан едва успел схватить бутылку водки в баре под носом у официанта, упаковывавшего спиртное в коробки.

— Господин Перес, мне бы следовало нанять вас на целый год. В стародавние времена господа держали специальных отведывателей, которые пробовали блюда прежде своего хозяина, чтобы предотвратить попытку отравления. Так и я мог бы представлять вам людей, прежде чем решиться включить их в свое окружение. Вы предостерегали бы меня против отравителей.

— Мое ремесло тоже существовало в древности. В Риме были особые рабы, которые назывались номенклаторами, они сообщали своим господам имена патрициев, способных повлиять на их карьеру: одних стоило приветствовать, других избегать. Господин Гримо, я запомню ваше предложение. Когда мне надоест мотаться по Франции и запоминать все эти имена, когда надоест отвечать на вопрос о профессии «выкликала», тогда я, быть может, и поступлю к вам на службу. Буду предостерегать вас насчет ваших друзей, разоблачать ваших врагов, будь вы хоть приглашающим, хоть приглашенным.

Один из официантов подметал вокруг них, другой убирал со стола, на котором стояла бутылка водки. Но они, сидя со стопкой в руке, этого не заметили.

— Никогда не понимал, — заметил Кристиан, — почему во французском языке, который считается таким точным, приглашающего и приглашенного обозначают одним словом. Наверняка этому есть какое-то семантическое объяснение, пришедшее из глубины веков, чтобы устроить нам добрую лекцию по филологии, но я его не знаю.

— Я тоже. Но что гости, что хозяева, приходится согласиться с Жан-Полем Сартром: ад — это и те и другие.

Кристиан Гримо благодушно усмехнулся, как взрослый словам ребенка. То, что он услышал, было грубой ошибкой. Но стоило ли раздражать своего выкликалу, чей уровень общей культуры был легкопредставим, или позволить ему заблуждаться и дальше? Конечно, когда надо запоминать имена собственные, память у него как у компьютера, но что осталось в его голове от учебы в лицее? Да и учился ли он там? С риском показаться обидно-высокомерным, Кристиан все же предпочел просветить его, как он, бывало, поправлял ошибки во французском своим японским или американским партнерам, чтобы те не выставляли себя на людях в смешном виде.

— Тут легкое недоразумение. В пьесе Жан-Поля Сартра «За закрытыми дверями» один персонаж говорит: ад — это другие.

— Я знаю, читал. Просто у меня всегда так выходит, когда пытаюсь сострить.

Кристиан Гримо расхохотался и снова наполнил стопки в знак извинения.

— Если бы мои гости пришли сегодня вечером, я бы никогда с вами не познакомился. Впору спросить себя: а был ли у нас шанс встретиться при других обстоятельствах, не как выкликала и всеми покинутый хозяин дома?

— Ни малейшего!

— Вы хотите сказать, что если бы не этот нелепый случай, чем бы он ни был — сногсшибательным театральным эффектом или потрясающим стечением обстоятельств, такой парень, как вы, и такой парень, как я, никогда бы не могли стать друзьями?

— Конечно нет.

— А если у жизни больше воображения, чем у нас?

— ?..

— Мы примерно одного возраста, оба родились в Париже, ведь невозможно, чтобы мы уже не встречались?

— Я провел детство на улицах Восемнадцатого округа, там по-прежнему и живу. Мне редко доводилось бывать на вашем берегу, разве что прогуливаюсь там летом со своей семейкой. Мы ходим загорать в Люксембургский сад.

— Мы ходили туда с братом, еще мальчишками, но я там не был уже больше сорока лет. Когда хочется полежать на солнышке, ставлю шезлонг в своем парадном дворе — и готово дело.

— А был ли у вас какой-нибудь повод бывать в моем углу, в Клиньянкуре?

— Никакого. Мне было бы даже трудно вообще назвать вам что-нибудь, если это не адрес ресторана.

— Не в обиду будь вам сказано, но вы, должно быть, ходите по тем ресторанам, которые мне не по карману.

— Не заблуждайтесь, я люблю забегаловки. Ах, тушеное мясо мамаши Жирар с улицы Бернарден!

— Я хожу в ресторан, только чтобы попробовать блюда, которые сам не могу приготовить, например сенегальский тьебудьен или что-нибудь из кантонской кухни на пару.

— Китайскую кухню я пробую в Китае, индийскую — в Мадрасе и так далее.

— Мы бы вряд ли оказались за соседними столиками…

— Но… может, спорт? Похоже, вы из тех, кто занимается спортом, Фредерик.

Перейти на страницу:

Все книги серии Азбука-бестселлер

Нежность волков
Нежность волков

Впервые на русском — дебютный роман, ставший лауреатом нескольких престижных наград (в том числе премии Costa — бывшей Уитбредовской). Роман, поразивший читателей по обе стороны Атлантики достоверностью и глубиной описаний канадской природы и ушедшего быта, притом что автор, английская сценаристка, никогда не покидала пределов Британии, страдая агорафобией. Роман, переведенный на 23 языка и ставший бестселлером во многих странах мира.Крохотный городок Дав-Ривер, стоящий на одноименной («Голубиной») реке, потрясен убийством француза-охотника Лорана Жаме; в то же время пропадает один из его немногих друзей, семнадцатилетний Фрэнсис. По следам Фрэнсиса отправляется группа дознавателей из ближайшей фактории пушной Компании Гудзонова залива, а затем и его мать. Любовь ее окажется сильней и крепчающих морозов, и людской жестокости, и страха перед неведомым.

Стеф Пенни

Современная русская и зарубежная проза
Никто не выживет в одиночку
Никто не выживет в одиночку

Летний римский вечер. На террасе ресторана мужчина и женщина. Их связывает многое: любовь, всепоглощающее ощущение счастья, дом, маленькие сыновья, которым нужны они оба. Их многое разделяет: раздражение, длинный список взаимных упреков, глухая ненависть. Они развелись несколько недель назад. Угли семейного костра еще дымятся.Маргарет Мадзантини в своей новой книге «Никто не выживет в одиночку», мгновенно ставшей бестселлером, блестяще воссоздает сценарий извечной трагедии любви и нелюбви. Перед нами обычная история обычных мужчины и женщины. Но в чем они ошиблись? В чем причина болезни? И возможно ли возрождение?..«И опять все сначала. Именно так складываются отношения в семье, говорит Маргарет Мадзантини о своем следующем романе, где все неподдельно: откровенность, желчь, грубость. Потому что ей хотелось бы задеть читателей за живое».GraziaСемейный кризис, описанный с фотографической точностью.La Stampa«Точный, гиперреалистический портрет семейной пары».Il Messaggero

Маргарет Мадзантини

Современные любовные романы / Романы
Когда бог был кроликом
Когда бог был кроликом

Впервые на русском — самый трогательный литературный дебют последних лет, завораживающая, полная хрупкой красоты история о детстве и взрослении, о любви и дружбе во всех мыслимых формах, о тихом героизме перед лицом трагедии. Не зря Сару Уинман уже прозвали «английским Джоном Ирвингом», а этот ее роман сравнивали с «Отелем Нью-Гэмпшир». Роман о девочке Элли и ее брате Джо, об их родителях и ее подруге Дженни Пенни, о постояльцах, приезжающих в отель, затерянный в живописной глуши Уэльса, и становящихся членами семьи, о пределах необходимой самообороны и о кролике по кличке бог. Действие этой уникальной семейной хроники охватывает несколько десятилетий, и под занавес Элли вспоминает о том, что ушло: «О свидетеле моей души, о своей детской тени, о тех временах, когда мечты были маленькими и исполнимыми. Когда конфеты стоили пенни, а бог был кроликом».

Сара Уинман

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза
Самая прекрасная земля на свете
Самая прекрасная земля на свете

Впервые на русском — самый ошеломляющий дебют в современной британской литературе, самая трогательная и бескомпромиссно оригинальная книга нового века. В этом романе находят отзвуки и недавнего бестселлера Эммы Донохью «Комната» из «букеровского» шорт-листа, и такой нестареющей классики, как «Убить пересмешника» Харпер Ли, и даже «Осиной Фабрики» Иэна Бэнкса. Но с кем бы Грейс Макклин ни сравнивали, ее ни с кем не спутаешь.Итак, познакомьтесь с Джудит Макферсон. Ей десять лет. Она живет с отцом. Отец работает на заводе, а в свободное от работы время проповедует, с помощью Джудит, истинную веру: настали Последние Дни, скоро Армагеддон, и спасутся не все. В комнате у Джудит есть другой мир, сделанный из вещей, которые больше никому не нужны; с потолка на коротких веревочках свисают планеты и звезды, на веревочках подлиннее — Солнце и Луна, на самых длинных — облака и самолеты. Это самая прекрасная земля на свете, текущая молоком и медом, краса всех земель. Но в школе над Джудит издеваются, и однажды она устраивает в своей Красе Земель снегопад; а проснувшись утром, видит, что все вокруг и вправду замело и школа закрыта. Постепенно Джудит уверяется, что может творить чудеса; это подтверждает и звучащий в Красе Земель голос. Но каждое новое чудо не решает проблемы, а порождает новые…

Грейс Макклин

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза

Похожие книги

12 великих трагедий
12 великих трагедий

Книга «12 великих трагедий» – уникальное издание, позволяющее ознакомиться с самыми знаковыми произведениями в истории мировой драматургии, вышедшими из-под пера выдающихся мастеров жанра.Многие пьесы, включенные в книгу, посвящены реальным историческим персонажам и событиям, однако они творчески переосмыслены и обогащены благодаря оригинальным авторским интерпретациям.Книга включает произведения, созданные со времен греческой античности до начала прошлого века, поэтому внимательные читатели не только насладятся сюжетом пьес, но и увидят основные этапы эволюции драматического и сценаристского искусства.

Александр Николаевич Островский , Иоганн Вольфганг фон Гёте , Оскар Уайльд , Педро Кальдерон , Фридрих Иоганн Кристоф Шиллер

Драматургия / Проза / Зарубежная классическая проза / Европейская старинная литература / Прочая старинная литература / Древние книги