Наша трагическая вселенная

— Ох, — вздохнула Либби. — И как же сделать так, чтобы мы с Бобом жили вместе долго и счастливо и умерли в один день?

Я на секунду задумалась.

— Ну, ответ очевиден: тебе нужно столкнуть машину в реку, — сказала я и рассмеялась.

Либби не двигалась секунд десять. Ее руки, вцепившиеся в руль, становились все белее и белее. Потом она вышла из машины и огляделась по сторонам. На Северной набережной по-прежнему никого не было: ни мальчишек, пытающихся украсть с пристани лодку, ни туристов, ни собачников. Ни мужчин, которые разыскивали бы меня. Либби издала звук, немного похожий на тот, который мы недавно слышали от Би.

— Ты права, — сказала она. — Больше ничего не остается.

— Либби, — спохватилась я. — Это была шутка!

Она забралась обратно в машину, кое-как в три приема проделала разворот, пока машина не встала по направлению к реке, и подъехала к самому краю набережной. На секунду мне показалось, что сейчас она съедет прямо в реку. Я стояла и не знала, шутит ли она, не знала, надо ли мне смеяться или стоит попытаться ее остановить. Тут она вышла из машины и, обойдя ее, встала позади. Либби была маленькая и хрупкая, но, увидев, как напряглись ее бицепсы, я поняла, что руки у нее очень сильные. Машина сдвинулась с места — видимо, Либби сняла ее с ручника. Она толкнула еще раз, и передние колеса выкатились за край набережной.

— Либби, — снова сказала я.

— Я, наверное, сошла с ума. Что я делаю?

— Ничего не делаешь. Все, Либби, перестань. Как ты объяснишь это Бобу?

Она столкнула машину в реку и бросила вслед за ней ключи.

— Скажу, что, наверное, это сделали мальчишки, — сказала она, когда машина, громко булькнув, пошла ко дну. — Те, что стянули у меня ключи. Звучит бредово, конечно, но никто ведь не подумает, что я дошла до того, чтобы столкнуть собственную машину в реку, правда? Не знаю, что должно было бы случиться, чтобы я решилась на такую глупость. Господи боже. Спасибо тебе, Мег. Это была блестящая идея. Я позвоню завтра, если доживу до утра.

Она посмотрела на часы и двинулась по набережной в сторону Лимонного дома. Ее красная шаль трепетала в порывах ветра подобно флагу. Мне на ум пришла одна буддийская притча о флаге, развевающемся на ветру. Что движется — ветер или флаг? Двое монахов спорят об этом, и тут к ним подходит мудрец и говорит: «Ветер не движется и флаг не движется. Движется разум». Я медленно пошла вперед, и Беша принялась заново обнюхивать скамейки с таким видом, будто ничего не произошло. Либби уходила не оглядываясь, и я смотрела, как она становится все меньше и меньше, пока наконец она не дошла до угла и не свернула в сторону бухты Баярд. Конечно, любой ученый сказал бы вам на это, что на самом деле она не становилась все меньше и меньше, просто она с каждым шагом удалялась.

Ветер обдавал реку своим тяжелым дыханием, я пыталась утащить Бешу домой и краем глаза поглядывала на рябь черновато-зеленоватой воды. От машины Либби не осталось и следа. Я смотрела на реку — на скамейки я не смотрела. Поэтому, когда кто-то окликнул меня, я подпрыгнула от неожиданности. Это был мужчина, его силуэт наполовину скрывала мгла. Беша уже нюхала его древние походные ботинки, а он гладил ее между ушей. На нем были джинсы и пальто с большими деревянными пуговицами. Спутанные черные с проседью волосы падали ему на лицо. Получается, он сидел здесь и видел, что произошло? Наверняка. И слышал, что все это была моя идея? Он посмотрел мне в глаза. Я уже и так знала, что это Роуэн. Так значит, он все-таки пришел. И все это время приходил каждое воскресенье?

— Привет, — сказала я чуть слышно. — Ты…

— Здравствуй, — ответил он. — Прохладно сегодня, да?

— Да уж, не жарко.

— У тебя все в порядке?

— Да. Вроде в порядке. А ты как?

— Мерзну. И настроение ни к черту. Весь день просидел в Центре, работал над главой о «Титанике». Представляешь, все никак ее не закончу. Наверное, надо радоваться тому, что я вообще до сих пор жив. Все говорили, что пенсия меня убьет.