Наше дело правое

Стрела, летящая во врага, холодна — но тетиву натягивает теплая рука.

Твоя рука.

Далле, это ты, ты, это твое прикосновение — а оно не обязано быть теплым, любовь может прийти и в обличье смерти… отчаяние означает, что помощь пришла, одиночество значит, что я не один! Что ты рядом, что вы успели, что все вы рядом… здесь, сейчас, в муках безысходного отчаяния и тоски, только я один знаю, что отчаяние и тоска — это второе обличье любви… и поэтому я жив, и у меня есть силы жить, и победить… и подняться, и занести руку для решающего удара…

Эттин

На какое-то мучительное мгновение мне кажется, что ты уже мертв… но нет — ты поднимаешься, пошатываясь… твоя рука неловко замахивается — и опускается вниз, тяжело и медленно, как во сне…

Тяжело и медленно.

А дальше все происходит быстро — так быстро, что если бы я мигнул, то, открыв глаза, увидел бы лишь, как все переменилось.

Твой противник хрипит, заваливаясь набок, и исчезает.

И почти одновременно с ним исчезает и отряд вторжения — с несмытым ужасом на лицах. Только трава примята, где стояли вражеские воины, — и вот их нет.

Никого из них больше нет. Есть только мы — едва живые, но все-таки живые. И ты, сидящий на залитой кровью траве. И ветер, несущий над нами седой пух одуванчиков…

Далле

Домой! Вернитесь домой!

Теперь, когда призвавший духов убит, их уже ничто не держит, не противится моей воле, не мешает им слышать меня — и дорога мертвых наконец-то уводит их туда, где они и должны быть. Куда они не могли найти пути, привязанные к месту своей гибели кровью и предательством.

И сразу становится тихо… Но это не та недавняя тишина, вызванная моей силой, а совершенно обычная. Это самое пугающее. Постепенно мир наполняют звуки и запахи. Медленно, ощутимо, долго… и так страшно…

Мне очень страшно, когда я иду к тебе на подгибающихся от усталости ногах. Я боюсь.

Я боюсь заглянуть в твои глаза и увидеть в них страх.

Дилан

Оказывается, я стою на коленях рядом с тобой, даже не заметив этого…

Я обнимаю тебя, и меня бьет крупная дрожь, постепенно утихающая. У тебя теплые плечи и теплые руки… ты живая, Далле… и я тоже…

Мир снова обретает звуки и краски.

Сумасшедший стрекот кузнечиков — завтра будет жаркий день, — заполошный, захлебывающийся пересвист зябликов… кваканье невесть откуда взявшихся лягушек… и дыхание, тяжелое рваное дыхание наших друзей, побывавших на грани отчаяния. Я даже отсюда слышу его.

Я жив.

Мои раны хотя и затянулись, но оставили по себе шрамы, потому что я не сумел удержать боевую форму, я перекинулся, едва успев убить вражеского оборотня, и теперь я снова человек и только человек… но я жив, и мы победили.

Не я — мы.

Потому что это твоя любовь дала мне силы победить. Помощь под личиной одиночества. Любовь под маской смерти. Мужество под маской отчаяния. Тепло твоего сердца в обличье мертвенного холода.

Любовь — всегда любовь… но обликов у нее много.

И этот ее облик я никогда не забуду.

Я люблю тебя, Далле, солнце мое рыжее…

Ты смотришь на меня — почти робко, словно ждешь чего-то… и твои пальцы мнут ошметки моего рукава. И мне вдруг становится нестерпимо жаль… нет, ну я полный идиот — у меня болит все, что может, а заодно и все, что не может, я весь в крови с головы до ног, едва дышать могу, а мне чуть не до слез жаль моей новой рубашки, вышитой твоими руками!

— Далле, — говорю я виновато, — ты прости. Ну не уберег я твою рубашку…

Ты смотришь на меня так, словно ушам своим не веришь.

— Дурак, — выдыхаешь ты перед тем, как поцеловать мои губы, спекшиеся кровавой коркой. — Какой же ты все-таки дурак, Дилан…

Александра Павлова

«ПОКА МЫ ПОД СЕРДЦЕМ ЛЮБОВЬ ЭТУ НОСИМ ВСЕ СТАВЯ НА КАРТУ…»

Посвящается тем, кого автор имел дерзость процитировать без разрешения, и трем Водолеям, которые не звонят и не пишут, но, кажется, помнят.

Лэйри прекрасно понимала, что с таким бугаем ей ни в жизнь не справиться. Еще на шпагах и при всех условностях дуэли — можно хоть попытаться, а так… Но восемнадцать лет пробыв наследной принцессой и семь — королевой-чародейкой, как не привыкнуть заступаться за обиженных? Она даже не задумалась — рука сама оттолкнула огромный кулак, нацеленный в лицо какой-то женщины, прижавшейся спиной к стене. Хозяин кулака был достаточно пьян и достаточно силен, чтобы удар со всего размаху пришелся в упомянутую стену. Больно, однако, — бугай взвыл, схватился за правую лапищу левой.