Наше падение

Он знал, что надо быть терпеливым, что он, в конце концов, узнает их имена, пойдет по их следам и найдет каждого из них в отдельности. Он уже знал, как нужно действовать, но ожидал подходящий момент, удачный случай. Он знал, что часами придется наблюдать, шпионить, наматывать на ус. Он был мастером строить планы, а затем методично их исполнять в установленное время. Как и с Воном Мастерсоном, когда он знал точное время и место, когда и где он сможет нанести свой последний удар.

Когда грабители вышли из дома, то слезы на щеках Авенжера были холодными и твердыми, будто тонкие полоски стекла.

Когда Джейн Джером вернулась из больницы, то еще два часа на ней не было лица. Ее сестра Керен лежала в реанимации. Вокруг нее было множество разных машин, которые издавали короткие пищащие звуки, будто взвизгивали от мучительной боли. Лицо Керен и ее руки были лишь видимой частью тела. Лицо будто принадлежало кому-то другому. Оно было обмотано в белое и вместе с тем будто бы парило на всей белизной. А руки были маленькими, беспомощными, пальцы еле собраны в подобия кулаков.

Джейн захотела взять ее руки, прижать их к своим щекам и попросить у нее прощения — за все. В тот вечер, прежде чем с ней все это произошло, они поссорились. Это была их обычная ссора по пустякам. Керен от нечего делать, каждый раз без разрешения брала вещи Джейн, душилась ее одеколоном, носила ее свитера и блузки. Для Джейн все это выглядело оскорбительным, потому что она была двумя годами старше, а Керен, будучи младшей сестрой, полностью догнала ее ростом и размером, и поэтому одевалась в ее одежду, которую затем бросала вперемежку со своей. В результате новые вещи Джейн мялись и мало чем отличались от старых.

Вина мучила Джейн еще больше, и она угрызала себя, когда отец разговаривал со следователем в гостиной, сидя в своем кожаном кресле в углу у камина. В особенности она чувствовала себя виноватой перед Керен, потому что, повысив на нее голос, она сказала ей: «Кажется, ты только того и хочешь, чтобы что-нибудь произошло», — одно из самых популярных выражений Барнсайд-Хила в этом году. То, что произошло с Керен, было хуже, чем происшествие, и, конечно же, хуже чем дорожная авария с жертвами и пострадавшими. Это выглядело грубо, жестоко, беспардонно и бесчеловечно. Ущерб, нанесенный дому, выглядел не столь ужасающим, как вред нанесенный Керен. Даже и не стоило сравнивать, потому что и то, и другое было донельзя опустошающим и меняющим жизнь в этом доме настолько, что ей уже никогда было не вернуться на прежние рельсы.

Странно: поначалу, когда ее отец был переведен сюда из Монумента, она ненавидела этот дом вместе со всем Барнсайд-Хилом, как и саму мысль о том, что надо расстаться со старыми друзьями и одноклассниками из школы «Монумент-Хай», некоторых из которых она знала еще с детского сада. Но прошли месяцы, и у нее появились школьные подруги — в особенности Пэтти Амарелли и Лесли Кернс. Они все время оказывались где-то недалеко от Джейн, особенно на центральной площади Викбурга, в центре которой фонтаны разбрызгивали воду, а по периметру были разбросаны магазины, такие как «Фалайн» и «Брукс». На втором этаже над ними был разбросан спонтанный рынок, где она покупала плакаты, которые затем украшали стены у нее в комнате, и пиццерия, где собиралась молодежь, чтобы перекусить или просто провести время.

Напротив этой площади находился «Кон-Сентер», в котором выступали великие звезды, такие как «Нью-Кидс», «Блок», Билли Джойл или Мадонна. И если она сама не слишком часто приходила на концерты, то, как бы то ни было, они начинались в точное время еще до наступления темноты. И она часто наблюдала за отъезжающими лимузинами, оставляющими снаружи людей, прибывших из Бостона или Ворчестера, но было известно, что большинство из «звезд» останавливалось в отеле «Викбург-Хилтон», расположенном за углом. Как-то вечером она мельком увидела спускающегося по ступенькам «Хилтона» Билли Джойла, и тогда его короткий взгляд показался ей более знакомым и личным, чем тот, который он посылал издалека, со сцены в зал.

Но в данный момент это ничего уже не значило — ни для Керен, лежащей в коме на больничной койке и ни для разоренного дома, ни для ее ошеломленной матери с разбитым сердцем и ни для Джейн, стоящей в дверях и смотрящей на их обоих. Ее отец еле сдерживался. Иначе это было не назвать. Ярость от него не излучалась, но она с трудом удерживалась внутри него, и было ясно, что он вот-вот от нее разорвется.

И в тот момент, когда разговаривал со следователем, то он попросту старался удержать себя под контролем, чтобы со злости не наговорить чего-нибудь лишнего. Сидя в кресле, он съежился, пытаясь стать меньше и медленнее дышать.

— Даже когда мы сюда переехали, почти год тому назад (для нас это было событие). Смехотворные мелочи, но… — его голос понизился, стал немного глуше.