Нашепчу звездам (СИ)

И уже на ухо прошептала улыбающемуся мужу:

— Хочу зачать ребёночка сегодня, а ещё лучше двоих или троих.

Мне кажется, что так меня еще ни разу Дрэг не целовал. Он через губы и их нежность мне о своей любви, что безгранична рассказал.

Сплелись в любви два тела, и Дрэг ворвался в меня голодной страстью, необузданным желанием, а я с таким же исступлением приняла его в себя, вжимаясь в него. Мы слились в одном безумном танце рук, его и моих, которые изучали, запоминали, мяли, ласкали друг друга. Какое то время он даже не двигался во мне. Мы просто наслаждались нашим чувственным слиянием, делились то нежными поцелуями, то жаркими и дикими, и увлечённо ловили и обменивались тёплым дыханием. Влюблённые глаза читали друг у друга взаимную историю любви, что пели связанные ритуалом души, под музыку ударов сердца, которое как им казалось бьётся одно на двоих.

Без слов и пожеланий, Дрэг по моим глазам прочёл, что я хочу почувствовать всю его мощь и силу, а нежности оставить на потом. И меня поглотил водоворот страсти его резких движений, глубоких толчков. Он входил и выходил полностью из моего бархатного туннеля в бешенном темпе, растягивая, расширяя, раздвигая. И очень скоро я почувствовала как Дрэг взорвался и, в последний раз ударившись в чувствительное дно, унёс меня с собой на грани истинного наслаждения друг другом. И краски мира в этот миг померкли перед яркостью наших чувств и силой любви. Два тела сотрясались в бесконечном восторге единения, когда меня заполняли до краёв, а я с блаженством принимала нескончаемые потоки созревшего семени.

* * *

— Дрэг?! Мы уже неделю не выходим из нашей спальни! Боюсь, что совсем скоро сюда ворвётся вооружённая охрана спасать меня от тебя, ненасытный мой!

Медленно потянулась в сладкой неге томного расслабления, растворяясь в обволакивающем тепле любимого.

— Не волнуйся, милая. Думаю, что твой отец меня прекрасно понимает. — промурлыкало моё изумрудно-оранжевое чудо и, осторожно поддев зубами тонкую лямку белой шелковой сорочки, стало мучительно медленно стягивать её с моего плеча, оставляя по нему горячий след от лёгкого касания заигрывающих губ.

Изысканная ласка остановилась только тогда, когда перед сияющим и жадным взглядом нескромно оголилась меченная ритуалом грудь. Дрэг искушающе начал обводить кончиком пальца золотую метку. При каждом круговом движении, запястье как бы случайно задевало нежную кожу соска утомлённую от непрекращающихся неделю безумных ласк. Лёгкая улыбка на лице Дрэга выдаёт его шаловливую игру и сопровождает каждое озорное касание подёргиванием уголков губ. Вместо того, чтобы отозваться болезненным недовольством, моя покрасневшая вершинка снова, уже третий раз за утро, предательски налилась твёрдостью, от чего возбуждающаяся под ласками грудь начала наполняться приятной ноющей тяжестью и становиться ещё чувствительнее, откликаясь на чарующее заигрывание.

— И с чего это ты так… решил? — последнее слово я уже не смогла сказать спокойным голосом. Я его выдохнула со стоном вновь зарождающегося желания.

— А с того! Почему, по твоему, ночью мы больше не встречаем ни охрану, ни прислугу на кухне и в столовой?

Дрэг продолжает свою игру, делая вид, что не замечает, как мои расслабленные до этого руки, стали теребить и комкать прохладный атлас простыни.

— Особенно после того случая… — он не просто одарил меня коварной улыбкой, а добавил к моему смущению раздвоенный кончик языка, едва показав его мне и лизнув ненавязчиво свою нижнюю губу.

От воспоминаний за каким именно "завтраком" застал наши разгорячённые тела рано утром королевский повар я покраснела и, схватив простынь за край, натянула её по самую макушку. Всё это время мы настолько нуждались друг в друге, что ни на секунду не могли расстаться, разлепиться, даже на то, чтобы спуститься и составить общество родным за трапезой. Пользуясь порталами, мы с Дрэгом как безумцы совершали набеги на стратегические запасы еды по ночам, и иногда забывшись, утоляли совсем не тот голод, который требовали удовлетворить восставшие желудки. Дрэг расхохотался и поцеловать меня в нос прямо через тонкую блестящую ткань. А затем я почувствовала, как он осторожно перекатился и навис надо мной на вытянутых руках и стал дразнить сокрытое под белой материей смущённое лицо, потираясь через атлас то своим носом, то щекой.

— Значит тебя он понимает, а как же я? Значит моя персона не достойна беспокойств? А может ты меня тут насильно удерживаешь?

С трудом сдерживаюсь, чтобы не прыснуть от смеха, приспускаю простынь, только чтобы были видны глаза, и смотрю на мужа прищуренным взглядом.