Нашествие хазар (в 2х книгах)

Иктинос увидел наваленную в углу солому, сел на неё и, обхватив руками колени, уткнул в них голову. Она слегка побаливала. Резало в глазах… Тяжелели веки. Регионарх закрыл их и будто провалился в сон, который состоял из картин прошлого… Они не были радостными: вся его жизнь состояла из грязи, предательств добывания золота любым путём, обмана, измены жене. Жена… Климентина, и как её там ещё звали - Мерцана… Иктинос после праздника Световида побывал потом на месте гибели язычников. Возле одного деревянного идола нашёл несколько драгоценных камней, не замеченных хазарами, и кое-где золото и серебро, не полностью ободранные со священных елей; за рубины и сапфиры он купил у молодого хазарского сотника дочь языческого жреца. Лучше бы не делал этого!

Где-то в глубине души Иктинос чувствовал, что она принесёт ему несчастье… И ещё сделал ошибку, отвезя её до крещения в новую веру к своим родителям: Аргир отошёл от дворцовых дел и жил с женой в загородном поместье… Они полюбили невинное дитя и просватали за любимого сына.

Но проклятие верховного жреца тяготело над Иктиносом. И он уже осознанно стал ждать мести с того дня, как поведала Климентина-Мерцана о своей встрече с язычником Доброславом, хотя она уверяла, что русы пообещали не трогать его, Иктиноса… Всего лишь слова!

Она рассказала ему об этом после того, как от Константинополя отошли воины Аскольда и Дира и думала, что город покинули и крымские язычники. Но он не был так наивен, как жена… Он искал их, чтобы убить… А язычники перехитрили его, и регионарх оказался в ловушке…

Ночью в темницу пришли люди, те, которые скрутили Иктиноса на мельнице (а это были друзья Гасмарана), вновь связали Медного Быка уже по ногам и рукам, завязали ему глаза, в рот засунули тряпку, пахнущую мочой (кто-то из бродяг помочился на неё), перекинули его через круп лошади и повезли. Долго ли ехали, близко ли, Иктинос определить не мог, так как снова провалился в сон, похожий на кошмарный бред. Лошадь остановилась, его стащили и бросили, словно мешок с пшеничным зерном. Только запомнил регионарх, что пришла, несмотря на некоторую боль от удара о землю, в голову дурацкая мысль: «Да ведь павликиане, как и сарацины, пшеницу-то не сеют…»

- Вставай, Бык! - прогремел над ухом голос Гасмарана. - И пойдём на горшок…

Рядом стоящие громко засмеялись. Иктиноса поставили на ноги, развязали, с глаз сдёрнули повязку и выдернули изо рта противную тряпку. Увидев перед собой мерзкие смеющиеся рожи, регионарх задался вопросом: «Какой горшок?! Над чем они ржут, сволочи?…»

В ответ на его мысли Гасмаран сказал:

- Хороший горшок… Деревянный. Выдолбленный из крепкого дуба, на котором был распят отец Карбеаса. Настолько крепкого, что будет не под силу зубам любой крысы…

Шумел под ночным ветром вековечный лес. Через кроны деревьев проглядывали звезды и луна, - их неровный свет сеялся через качающиеся ветви, словно мука из сита… Невдалеке зловеще ухал филин, рядом пискнула мышь, захваченная врасплох когтями проголодавшейся за день совы. Завыли волки, и скорбный их вой отдался в груди Иктиноса сердечной болью: «Вот и пришла смерть!… Какой она будет?!»

- Ну что, опускаем в яму? - нетерпеливо спросил Гасмарана страшного вида бородатый мужик.

- Сейчас!… Только давай посовещаемся.

Собравшись в кружок что-то начали решать, а Иктинос увидел вырытую посреди поляны яму, чуть в стороне - дом, крытый речным камышом. Он являлся жилищем бродяг, разбойников…

- Пусть видит! - услышал регионарх резкий голос бородатого. - Он не отворачивал свои глаза, убивая других…

- Нет! - возразил ему Гасмаран. - Надо вначале его оглушить, пустить этих тварей, а потом привязать… А иначе он ополоумеет, и задумка наша пойдёт насмарку…

- Хорошо, пусть будет так, - согласились все.

Подойдя к Иктиносу, бородатый силач стукнул его кулаком в лоб, и тот потерял сознание.

Очнулся, когда стало светать; он сидел голый на дубовой колоде, крепко притянутый ремнями, низко провалившись в выдолбину и плотно занимая её всем телом, так что лопатки регионарха упирались в края этой колоды.

Прислушался. Снизу выдолбины донёсся писк, и Иктинос кожей ягодиц ощутил мягкое прикосновение тёплой шерсти. Вначале оно показалось ему приятным, но вдруг он почувствовал, как бы мелкий укус… Потом больнее и больнее. Регионарх всё терпел, но скоро сделалось невмоготу, и он закричал от страшной боли…

Над краем ямы свесилось несколько голов, и тот же бородатый мужик сказал безразличным голосом:

- Началось! Эти голодные твари станут проедать ему внутренности до тех пор, пока не выберутся наружу…

Последних слов регионарх не расслышал, ушедший в себя от переживания терзаемых его ужасных мучений…

Затем Карбеас велел подбросить к порогу жилища, которое временно занимало византийское посольство, тело бывшего регионарха, изъеденное крысами. На него без отвращения нельзя было смотреть, а так как оно стало разлагаться, то Мефодий приказал закопать.