Наши в космосе

Все было понятно без слов.

— Так-так… — проговорил Жбанков, сжимая кулаки.

— Некогда, Петр Алексеевич, — нервозно произнес инженер, тиская пальцами свой несчастный платок. — Некогда, говорю, сейчас разбираться. Надо оборот делать. Пожалуйте все сейчас по местам, иначе такая круговерть будет…

— Будет круговерть, будет, — согласился купец, пожирая Вавилу глазами. — Особенно вот этому, бесноватому.

— Петр Алексеевич, умоляю все отложить на другое время. Никак нельзя момент упускать.

— Ладно, — отрезал Жбанков. — Раз ты, Капитон Сергеевич, просишь, так тому и быть. Потом. Идола только привяжите. И покойника, чтоб они тут не болтались.

Когда за дело взялся Степан, привязать истукана удалось без затруднений.

Покидая нумер, Вавила был очень нервный и шел сгорбившись, словно каждую минуту ожидал удара по загривку.

Едва Петр Алексеевич привязался к койке, Меринов начал маневры. Закружило и впрямь нешуточно, так что нельзя было разобрать, где пол, где потолок, где стена. Немолодой организм Жбанкова отозвался на эти выкрутасы очень отрицательно, и весь обед едва не выскочил наружу.

Когда маневр закончился, Жбанков вздохнул с облегчением. Некоторое время он побыл на прежнем месте, проверяя самочувствие, а затем решился открыть замки на ремнях. Тело его тотчас подпрыгнуло и поплыло прочь от койки. Купец дождался, пока достигнет края комнаты, а там легко оттолкнулся одними кончиками пальцев и поплыл обратно. По пути перекувырнулся, попробовал загрести руками, как в воде. Получалось плохо, но занятно. «Рассказать Дрожину, — подумал он, — помрет со смеху».

Однако сейчас время для шуток было не подходящее. Петр Алексеевич с трудом добрался до двери и, хватаясь за стены, начал перебираться в общую залу, чтобы потребовать у Вавилы объяснений.

Разговор захотелось провести с глазу на глаз. Для этого вполне подошла полупустая кабинка возле залы, где хранились запасные полосы железа, а также ведра, лопаты, метлы и прочий инвентарь.

— Что с тобой теперь делать прикажешь? — хмуро спросил Жбанков, стараясь удерживать себя в висячем положении точно против нарушителя.

— Что тут делать? — буркнул Вавила. — Случайное происшествие — и весь сказ.

— Я те дам случайное происшествие! Ни с кем не было никаких происшествий, только с тобой вот… Зачем чужестранца в бока толкал?

— Так ведь мешал, ей-богу, работать не давал!

— И пусть бы мешал! Он — не нашей веры существо, он, может, и понятий не имеет, что нельзя людей трогать и за вихры их драть. Разве я не велел проявлять всем терпимость и снисхождение к его языческим привычкам? — Жбанков неосторожно сделал движение, будто хотел стукнуть кулаком по столу, и от этого закувыркался по комнате.

— Я в пансионатах благородным манерам не обучался, — глухо проговорил Вавила, наблюдая, как купец описывает круги и сальто вокруг него.

— Это ты полицмейстеру говорить будешь, — зловеще пообещал ему Жбанков, тщетно пробуя установить равновесие в своем теле. Ему казалось, что выкрутасы в воздухе умаляют серьезность его слов.

— Зачем полицмейстер? — опешил Вавила. — Не надо полицмейстера, прошу вас! — он замахал руками и от этого тоже пустился в круговой полет по кладовой.

— Как это не надо? — Петру Алексеевичу было досадно, что не может он прямо взглянуть в глаза виновнику из-за того, что оба куролесили, как птахи. — Привезем в город покойника и от полицмейстера утаим?

— Позовем лучше лекаря, — Вавила с каждой минутой показывал все больше беспокойства. — Пусть засвидетельствует, что был несчастливый случай, а никакого смертоубийства не имело места быть!

— Ишь, какой хитрец! — Жбанков вновь не удержался от резкого движения, закружился и даже задел головой одно из ведер, отчего произошел не совсем уместный в данном случае звук. — Никаких тебе лекарей! Сразу к полицмейстеру!

— Да ведь…

— И слышать не желаю! Марш на свое место.

Вавила помрачнел и, извиваясь, как рыба, поплыл к двери. Вслед ему пристроился и купец, думая про себя, как бы мужик не обернулся и не увидел, какие несуразные движения приходится выписывать телом, чтоб добраться из угла в угол.

Случившееся с пассажиром несчастье совершенно испортило всем настроение. Даже радость возвращения пропала. Никому не хотелось оставаться в одиночестве, поэтому и Жбанков, и Гаврюха пришли в общую залу и тихо сели себе в угол. Мрачные мысли нахлынули на купца. Он думал о покойнике, которого приходится везти домой вместе с выручкой и гостинцами для домочадцев.

Впрочем, постепенно хмурь начала отпускать. Петр Алексеевич вспомнил, что и раньше ходил он в торговые походы, и там случались несчастья самого разного рода. Бывало, лошадь понесет и убьет людей, бывало, пожар произойдет в постоялом дворе. А случалось, мужики схватятся с топорами — когда из-за денег, когда просто, с дури. Доводилось в таких случаях и покойников в обоз класть. Такая доля купеческая — дорога, неизвестность, опасность…

Жбанков выскользнул из своего угла и начал тихонько перебираться к инженеру.