Наши за границей

Когда супруги вошли въ съѣстную лавку, за мраморными столиками, не взирая на раннее для обѣда въ Парижѣ время, сидѣло уже человѣкъ тридцать публики, пило и ѣло. Имъ прислуживали женщины, одѣтыя въ коричневыя платья, бѣлые чепцы и передники.

— Вотъ та самая закусочная, о которой я вамъ говорилъ, — сказалъ супругамъ землякъ.

Глафира Семеновна сморщила носикъ и отвѣчала:

— Да тутъ отъ чада расчихаешься.

— А вотъ подите — ѣдоки считаютъ этотъ чадный запахъ за особенный шикъ.

— Да оно даже пріятно, когда ѣсть хочешь, — проговорилъ мпволай Ивановичъ. — Вотъ теперь такъ засосало подъ ложечкой, что я готовъ одинъ цѣлаго гуся съѣсть.

— И съѣдимъ. Сюда только, извините за выраженіе, обжоры и ходятъ, — подхватилъ землякъ.

Они подошли къ выставкѣ провизіи и стали смотрѣть на лежащее на мраморной доскѣ мясо и въ рисунокъ уложенныхъ на капустныхъ листьяхъ птицъ. Глаза Николая Ивановича устремились на гигантскаго тулузскаго гуся.

— Эхъ, гусь-то какой! Крокодилъ, а не гусь. Не велѣть-ли намъ изжарить гуська?

— Да вѣдь ужъ рѣшили индѣйку, — отвѣчалъ землякъ. — Вонъ индѣйка лежитъ, напоминающая гиппопотама.

— Глаза-то ужъ очень разбѣгаются. И на индѣйку разыгрался аппетитъ, и насчетъ гуся пришла фантазія, — облизывался Николай Ивановичъ, глотая слюнки. — Глафира Семеновна, семъ-ка мы и гуся и индѣйку закажемъ.

— Послушай, Николай Иванычъ, да развѣ это можно втроемъ съѣсть!

— Не знаю, какъ ты, а я во время моего житья заграницей такъ оголодалъ, что готовъ цѣлаго борова съѣсть! Помилуйте, порціи подавали съ мѣдный пятакъ! Да наконецъ, если-бы мы и не съѣли всего — эка важность!

— Здѣсь вы можете съѣсть полъ-индѣйки, полъ-гуся, а остальное вамъ завернутъ въ бумагу, и вы возьмете домой.,- замѣтилъ землякъ.

— Вотъ и отлично. Что не доѣдимъ, то намъ, Глаша, на ужинъ! — воскликнулъ Николай Ивановичъ и, обратясь къ стоявшему около нихъ красивому повару-усачу, сказалъ:- Ле гусь и сетъ индѣйка пуръ ну и чтобы тре бьянъ было.

Землякъ тотчасъ-же подхватилъ и объяснилъ повару по-французски.

— Pour trois personnes seulement, monsieur:- спросилъ поваръ, удивленно выпучивая глаза.

— Такъ что-жъ, что пуръ труа? Что не доѣдимъ — съ собой возьмемъ, — отвѣчалъ Николай Ивановичъ. — да немного, братъ, я думаю, и съ собой-то брать придется. Постой, постой… — остановилъ онъ повара, взявшаго уже съ мраморной доски гуся и индѣйку и сбиравшагося удалиться къ очагу. — Анкоръ ля вьяндъ… мяса надо, нельзя безъ мяса…

— Полно, Николай Иванычъ, ну, куда намъ столько! — вскинула на него глаза Глафира Семеновна.

— Матушка, я оголодалъ въ Парижѣ. Какъ вы думаете, землякъ, не заказать-ли намъ еще телячьей грудинки, что-ли?

— Грудинка, гусь, индѣйка — да этого и не вынесешь.

— Не знаю, какъ вы, а я вынесу. Ужъ очень я радъ, что до настоящей ѣды-то добрался.

— Довольно, довольно. Вотъ теперь нужно только спросить, какой у нихъ супъ есть.

— Нѣтъ-ли щецъ кислыхъ?

— Нѣтъ, нѣтъ. Этого вы здѣсь въ Парижѣ ни за какія деньги не достанете. Quelle soupe est-ce quе vous avez aujourd'hui? — спросилъ землякъ повара, и, получивъ отвѣтъ, сказалъ:- Только бульонъ и супъ пюрэ изъ зеленаго гороха. Вы какъ хотите, а мнѣ при индѣйкѣ и гусѣ, кромѣ бульона, ничего не выдержать.

— Супъ пюрэ… пюрэ, мосье… Онъ — бульонъ, а же — пюре, — закивалъ повару Николай Ивановичъ и прибавилъ:- Все-таки посытнѣе. Ну, такъ вотъ: ле индѣйка, ле гусь и супъ пюрэ и бульонъ. Ахъ, Да… Стой, стой! Салатъ анкоръ. Боку салатъ.

Предвкушая блаженство сытнаго обѣда, Николай Ивановичъ улыбнулся и радостно потиралъ руки.

— Винца-то красненькаго намъ подадутъ, землякъ? — спросилъ онъ.

— Сколько угодно. А вмѣсто водки мы коньяку выпьемъ, — отвѣтилъ землякъ.

LVIII

Когда супруги и землякъ усѣлись за столъ, къ нимъ подбѣжала миловидная женщина въ коричневомъ платьѣ, бѣломъ передникѣ и бѣломъ чепцѣ и загремѣла тарелками, разставляя ихъ на столѣ.

— А скатерть, а скатерть на столъ? — заговорилъ Николай Ивановичъ.

— Здѣсь скатертей не полагается, — отвѣчалъ за женщину землякъ. — Чистый бѣлый мраморный столъ, вотъ и все. Простота и опрятность. Посмотрите также на сервировку. Вѣдь эдакой тарелкой можно гвозди въ стѣну заколачивать, до того она толста.

— Коньякъ, мадамъ, коньякъ… Апортэ… — торопилъ прислугу Николай Ивановичъ.

— Cognac? А présent? — удивленно спросила та.- Mais vous n'avez pas encore mangé…

— Да, да… Это по-русски… — пояснилъ ей на французскомъ языкѣ землякъ. — Въ Россіи всегда пьютъ крѣпкое вино передъ ѣдой, а не послѣ ѣды. Это для аппетита. Принесите намъ, пожалуйста, флакончикъ коньяку и порцію сыру.

Коньякъ поданъ. Мужчины начали пить. Прислуга съ удивленіемъ наблюдала за ними издали, пожимала плечами и переглядывалась съ другой прислугой, указывая на мужчинъ глазами. Подали супъ. Мужчины выпили коньяку и передъ супомъ. Видя это, прислуга чуть не расхохоталась и и спѣшно отвернулась, еле удерживая смѣхъ. Это не уклонилось отъ взора Николая Ивановича.

— Чего это ихъ коробитъ? — спросилъ онъ земляка.

— Не принято здѣсь пить коньякъ передъ ѣдой. Его пьютъ только послѣ ѣды, и вотъ этимъ прислужающимъ барынькамъ и кажется это диво.