Наши задачи -Том I

При этом считается, будто победившая партия получила «большинство» голосов на выборах. Какое же это «большинство»? В лучшем случае – большинство поданных голосов, и притом совсем не всегда – абсолютное большинство оных (больше половины), а иногда и относительное большинство (т. е. больше, чем у других партий). Но редко бывает, чтобы в выборах участвовало больше 75% избирателей; а бывает, что число голосовавших падает и до 60, и до 55% всех, имеющих право голоса. Тогда власть может захватить партия, получившая от 38 до 28% всех избирателей, а может быть, и менее того. И это формально-фиктивное «большинство», т. е. заведомое меньшинство, претендует на государственную власть; а в некоторых государствах (Румыния) ему «в виде премии» приписывается на бумаге еще 10-20% голосов («мертвых душ»).

Но если бы даже какая-нибудь партия получила 51-60% голосов всех избирателей, то это «большинство» слагается обычно, даже в самых старых и почтенных демократиях, совсем не из сознательных и убежденных сторонников ее. Статистика выборов давно уже отметила, что дело решается непартийной, колеблющейся, «плавучей» массой, которая не связана с партийной программой, а голосует «по настроению». Так, в Англии – победу всегда дает «полая вода» общественного настроения: то она хлынет направо и завертятся колеса консервативной мельницы; то – налево и запрыгают жернова все перемалывающего социализма. Не поучительно ли, что, например, в Швейцарии из 100% избирателей – только 14% имеют партийную принадлежность, а 86% голосуют «по настроению». И партийные комитеты во всех странах знают это и потому заводят «рыболовную сеть» как можно дальше и шире, чтобы партийно злоупотребить непартийными голосами.

Так, «большинство» голосов добывается напором («агитацией») и случаем, властолюбием и демагогией; и как часто оно складывается в силу самых нелепых и нелояльных оснований. Одни поверили демагогическим, почти всегда неисполнимым и невыполняемым обещаниям; другие были подкуплены – перед избирательным помещением прямо выдавались чеки (см. исследование Брайса); третьи голосовали сослепу, по недоразумению или от бестолковости; четвертые потому, что предпочитали «меньшее из зол»; пятые были застращены; шестые поддались массовому психозу и т. д.

«Это, – скажут нам, – безразлично: он подал бюллетень за нашу партию, а остальное нас не касается… Мы не можем разбирать, почему он голосовал так, а не иначе: от страха, из-за личной выгоды, по убеждению, вследствие невежества или от глупости. И какое нам дело до его правосознания? Важен бюллетень в урне, а не правосознание голосующего»…

И вот – эти-то бреши в живом правосознании и были подмечены и употреблены во зло тоталитарными партиями: если правосознание голосующего безразлично – то почему же не построить выборы на сплошной глупости, лжи, трусости, продажности и порочной демагогии?..

Но если даже условно «забыть» это все и, сделав глупо-почтительное лицо, согласиться, что такая-то партия «действительно» получила на выборах «боль-шин-ство», то останется еще решить самый глубокий и ответственный вопрос: разве большинство (самое арифметически точное! самое лояльное!) есть действительно критерий государственной доброкачественности? Разве правота, достоинство, полезность, государственность программы – решается количеством? Разве история не знает таких примеров, когда народ голосовал за тиранов, за авантюристов, за тоталитарные партии, за изгнание лучших людей (Аристид), за смертную казнь для праведника (за смертный приговор Сократу было подано 360 голосов из 500)? Конечно, кто-нибудь может стать на ту точку зрения, что «большинство голосов есть мера добра и зла», «пользы и вреда», «здоровья и болезни», «спасения и гибели»; но вряд ли можно будет признать это воззрение самым умным, вдумчивым и глубоким. Мы спросим себя, как русские: не меньшинство ли в стране дало России реформу Петра Великого, освобождение крестьян, земское самоуправление и земельную реформу Столыпина? и не большинством ли голосов было избрано в 1917 году погибельной памяти «Учредительное собрание»?

С нас пока довольно! Партийный принцип переживает в современных государствах великий и глубокий кризис. Он сводит политику к количеству и к условным формальностям. Он пренебрегает живым правосознанием, расщепляет государство и растит в народе дух гражданской войны. Мало того: он подготовляет крушение для взлелеявшей его формальной демократии. Мы не сомневаемся в том, что человечество рано или поздно вынуждено будет искать новых путей и решений; и чем скорее начнется это искание, тем лучше.

Но к этому вопросу нам надо будет еще вернуться.

Неравная борьба