Насильно твоя (СИ)

— Не надо, — заныла я, но меня за волосы подтащили к стене.

Я не понимала, за что надо мной издеваются.

— Не понимаешь, что от тебя хотят? — проорал он, тыкая меня лицом в холодную стену. — Мордой к стене! Руки за голову! Давай, поднимай!

Он силой попытался заломить руки, сложить на затылке, как делал Эмиль. И был так груб, что везде, где касался, вспыхивала боль.

— Я ничего не сделала! — разрыдалась я.

Я получила удар по пояснице и ноги чуть не отнялись от вспышки боли. Меня впечатали в стену ногой. Я едва успела отвернуться, чтобы не врезаться носом. От стены несло стройкой, холодом и пылью. Подошва военного ботинка бескомпромиссно давила на позвоночник. Меня трясло от боли и холода.

— Руки не опускать, — велел бритый. — Опустишь — получишь по морде. Заорешь — тоже. Отдыхали они вместе… Тебя, суку, из-под него вытащили! Так что отвечать будешь вместе с ним!

Глава 29

Сначала я более-менее держалась.

Все началось с пульсации в коленях. Кожа покраснела и ныла, но хуже всего была боль в костях — унять ее было невозможно, как ни ерзай на полу. Напряжение охватило плечи и руки. Мышцы постепенно отвердели. Бицепсы ныли, а спину будто стиснули стальные раскаленные обручи.

Эта боль, когда мышцы ноют от измора — она невыносима. Затем пришла дрожь. Меня трясло не от страха, не от холода — от изнуряющей усталости.

Я выстояла около часа, прежде чем пошатнулась.

— Руки не опускать! — меня ударили между лопаток. От неожиданности я стукнулась лбом об стену. В голове зашумело и помутилось, как от тяжелого похмелья.

Я была на пороге обморока и даже не заметила, что непроизвольно опускаю руки. Я крепче сцепила их на затылке, чтобы избежать новых ударов.

Где Эмиль? Почему так долго?

Пытаясь расслабить шею, я уперлась лбом в стену, и тихо, обреченно заплакала. Слезы текли по лицу, пропитывая соленой влагой дрожащие губы. От жажды они пересохли и спеклись. Слезы даже стали облегчением.

— Пожалуйста, — забормотала я.

Боль в плечах становилась нестерпимой. Кости словно заменили раскаленным железом.

Они втроем ходили позади. Лампа в дешевом металлическом плафоне тоже осталась сзади и тени падали на стену. Из-за этих теней и плохого освещения бетон казался черным.

— Пожалуйста, — повторила я.

Плечи свело, я непроизвольно дернула руками. Слева сразу же прилетел удар. Хлестко, больно задел нос и я гнусаво вскрикнула. На губы хлынула кровь, чья-то рука лбом прижала меня к стене.

— Руки на виду, — процедил бритый. Пальцы до скрипа сжались на волосах, он мучительно-медленно надавил на затылок, впечатывая голову в кирпич.

Я крепко зажмурилась, открыла рот, но удержалась от крика. С таким удовольствием боль причиняют лишь садисты, лучше не провоцировать. Я вновь сплела на затылке пальцы. Как бы ни было больно плечам, надо потерпеть… Потому что, если за каждую попытку меня ударят, долго я не продержусь.

А мне нужно дождаться Эмиля.

Глава 30

— То-то же, — бритый отступил на шаг.

Кожа головы горела, после того, как меня таскали за волосы.

Надо продержаться. Эмиль поможет, я верю. Мы с таким удовольствием занимались любовью эти дни. Он меня не бросит. Не бросит, если ему не скажут, кто я на самом деле.

А этот бритый… Я поняла, за что он мучает меня — он Эмиля ненавидит. Отыгрывается на мне, пока может — не меня он пытался унизить, а его. Мстит врагу. Считает, что я Эмилю не безразлична и отрывается.

— Красивая, — бритый вновь толкнул меня на стену. Я распласталась по ней телом, чувствуя шершавый сухой бетон. — Перед тем, как в расход пустить, я сначала трахну. А?

Он как будто спрашивал разрешения у остальных. Те нестройно что-то пробурчали, раздались смешки.

— Посмотрим, — сказал один.

Тон дал понять, что принципиально он не против.

— Подождем, — добавил он, и во мне вспыхнула надежда.

Та самая дурацкая надежда, когда надеешься, что тебя не тронут, хотя от тебя ничего не зависит.

— Пожалуйста, — задыхаясь от страха, повторила я.

— Чего ты опять стонешь? — бритый наклонился, пытаясь поймать мой взгляд.

Я зажмурилась, чтобы его не видеть.

Спокойно… Не плачь. Нижняя губа дрожала, а на шее напряглись жилы, предвещая истерику. От бритого пахло мятной жвачкой, табаком и перегаром. Мерзкая смесь.

— Чё, еще на Эмиля надеешься? — кивнул он. — А знаешь, что он делает? — он неожиданно рассмеялся и велел. — Открой дверь, пусть послушает. Не видите, соскучилась по любимому?

Шаги по бетонному полу. Скрип двери.

Я выдохнула, захлебываясь дыханием. Переплетенные на затылке пальцы разъезжались от усталости. Я едва стояла, упираясь лбом в стену и меня трясло.

Тихо. Очень тихо. Только слышно, как гудит лампа под потолком.

Уроды позади затаили дыхание — слушали тоже, но что? Что мне хотели показать?

Холодную тишину подвала прорезал мужской вопль. Надорванный, словно по живому режут. Хриплый и давно севший от боли. В крике был откровенный надрыв, с которым мужчины не орут. Такой крик выбивают намеренно.

Я перестала дышать, слепо глядя перед собой.