Насильно твоя (СИ)

Из комнаты не доносилось ни звука. Я спрятала сумку, а сигареты и зажигалку отнесла к окну. Если открыть пошире, закрыть дверь… Может, Эмиль не почувствует?

Он сам не курил. Практически не пил. Не уверена, что у этого мужчины вообще есть слабости, но они есть у меня. Если он простит мне одну сигарету, я на многое пойду… Мне нужно расслабиться.

Не выдержав, я распахнула окно, обжигаясь промозглым осенним ветром, щелкнула зажигалкой и… Сердце обливалось кровью от страха. Помню, какая у Эмиля тяжелая рука.

Я спрятала сигареты обратно в сумку. Закурить в его доме — все равно, что выпросить оплеуху.

— Дина!

Эмиль стоял в дверях, надевая пиджак. Целеустремленное лицо — черствое и злое, было невозможно читать.

— Одевайся, — сказал он. — Свожу тебя подышать.

Я робко полезла в шкаф, неуверенная, что Эмиль серьезно. На мне еще следы, а он поведет меня вниз? И не боится, что увидят соседи?.. А потом вспомнила нашу легенду: «попали в аварию».

Я выбрала серые брюки и кашемировый свитер. Срезала бирки и надела. Сидело неплохо, несмотря на то, что одежду купили без примерки. Коробка с изящными ботинками стояла в коридоре.

— Надеюсь, ты помнишь, что говорить, — напомнил Эмиль перед выходом.

На улице я сразу же обхватила плечи. Зябко. И это несмотря на свитер.

Осень была в разгаре. И уже подходила к концу. Небо низкое, темно-серое. Деревья облетели, а ветер стал сырым и холодным. Казалось, я телепортировалась из лета в осень.

Я жадно вдохнула стылый воздух, чувствуя, как обжигает нос. Соскучилась по улице и свободе. Только по солнцу больше не скучала.

— Пойдем, — Эмиль непривычно-мягко подвел меня к машине. Я огляделась, пока он открывал «мерседес». Обычный двор: хмурые на непогоду соседи, мамочка с коляской пыталась преодолеть бордюр, шумели деревья и Ворошиловский проспект за аркой.

Здесь идет обычная жизнь… Пока я существую в аду и не знаю, как собрать себя заново.

Я села в салон, пропахший лимонным ароматизатором. Пристегнулась без напоминаний. Эмиль слишком дорого за меня заплатил, чтобы потерять в аварии, помню.

Он вырулил на Ворошиловский, и я оглушено уставилась в окно. Таращилась на проплывающие витрины, фонари, прохожих. Мой мир изменился. Он стал другим. Стекло отделяло меня от города, от свободы, от настоящей жизни. Я будто оказалась в стеклянном шаре на потеху Эмилю. Не выбраться, не спастись.

От мысли, что это может быть навсегда, у меня перехватило горло.

Когда живешь так, постепенно мир становится меньше. Мой стал настолько тесным, что я не могла дышать.

Скоро зима. А из моей жизни куда-то исчезла осень.

Эмиль отвез меня в парк. Стылый воздух был неприятным, тонкий кашемир с холодом не справлялся. Я побрела по тропинке, не зная, что делать. Кажется, я разучилась гулять. Разучилась жить. Улица меня оглушила. Всему придется учиться заново.

— Вижу, тебе лучше, — Эмиль шел рядом, вместе мы напоминали влюбленных. — Скоро представлю тебя коллегам.

Он остановил меня, взяв за плечи. Я смотрела в лицо мужа, не понимая до конца, как так получилось, что я его…

Эмиль сладко улыбнулся и наклонился — хотел меня поцеловать. Я увидела нас со стороны: съежившуюся девушку, которая боится поцелуя. Он положил ладонь под подбородок и поцеловал в губы. Мягко, невинно, словно перед алтарем.

Наверное, мне придется привыкнуть — он мой муж. Наверное, и спать с ним придется. От этой мысли все дрожало внутри.

— Нам надо поговорить, — негромко сказал Эмиль. — Ты пришла в себя, я хочу, чтобы ты обо всем рассказала.

Руку он так и не убрал, водя пальцем по подбородку. Я опустила взгляд на грязный асфальт в мокрых осенних листьях. Разговор будет трудным: он хотел знать о Лазаре. Порыв ветра лишил меня остатков тепла.

— Как скажешь.

— Не будешь лгать, я тебя не ударю, Дина, — Эмиль снял пиджак и набросил мне на плечи. Кобуры под ним не было.

Он меня не ударит. Это хорошо. Я куталась в теплый пиджак Эмиля, пахнущий им и его туалетной водой. Волнующий мужской терпкий запах — запах богатства и власти, которую он так некстати утратил. Из-за меня.

По крайней мере, он может так думать.

По дороге домой мы заехали за продуктами. Я вместе с ним выбирала мясо, вино к нему и чувствовала себя странно. Он передал мне бутылку, пока мы стояли перед стеллажом. Я чуть ее не выронила от неожиданности.

— Согласна, маленькая?

Этикетка на иностранном языке, но я кивнула, вспомнив, что должна изображать жену.

Дома я разобрала покупки и сварила кофе. Эмиль сидел позади, сняв пиджак и расстегнув манжеты сорочки. Ему нравилось наблюдать, как я хлопочу.

— Приготовь ужин, — велел он, когда я подала кофе. — Запеки мясо.

Он сказал, что поговорит со мной, но так и не начал разговор.

Я нашла в шкафу рукав для запекания, солью натерла вырезку, и каждую минуту ждала продолжения, дрожа от страха. Эмилю как будто нравилось мотать мне нервы. Он пил кофе и рассматривал меня.

Когда я сунула мясо в духовку, он сказал:

— Возьми себе и садись, — звучало как прелюдия к разговору.