Наследие

Но самое ужасное случилось, когда мне наконец было позволено встать и уйти оттуда. Меня ущипнули за руку, чтобы я поднялась, и не прошли мы и двадцати шагов, как появились Динни и Бет. Джинсы у обоих были мокрыми от росы, у Бет в волосах застрял зеленый листик.

– Чем вы тут занимаетесь? – спросила Бет.

Генри мрачно зыркнул на нее.

– Ничем, – ответил он. Ему удалось все свое презрение вложить в одно слово.

– Эрика? – Сестра серьезно смотрела на меня, пытаясь понять, как я могла оказаться здесь с Генри и почему у меня виноватый вид. Как будто я их предала. Но где же были вы, почему без меня? – хотелось выкрикнуть мне. Это они

бросили меня. Генри смерил меня хмурым взглядом и дал тычка.

– Ничем, – солгала я.

До вечера я ходила надувшись и молчала. А на другой день, увидев Динни, я не могла поднять на него глаз. Я понимала, что он понял. И все из-за загадок Генри.

– Рик? Ну мы идем? – Голова Эдди возникает в двери спальни, где я затаилась, задумавшись. Всматриваюсь в туманное стекло, в белый мир за ним. Крохотные кристаллики по углам, перистые и совершенные.

– «Мороз, обряд свершая тайный, ее развесит цепью тихих льдинок, сияющих под тихою луной», – цитирую я.

– Это что?

– Колридж. Конечно, Эдди, идем. Дай мне пять секунд на сборы.

– Раз-два-три-четыре-пять.

– Ха-ха. Беги, я скоро спущусь… ну, не идти же мне в ночной рубашке. – Чуть раньше я отворила дверь Максвеллу именно в таком вызывающем наряде.

– По крайней мере, не сегодня, – соглашается Эдди, отступая. – В такую холодину и пингвин задницу отморозит.

– Это очаровательно, друг мой, – кричу я.

Мороз перекрасил деревья в белое. Мир стал другим – ломкий мир-альбинос, где белизна и переливчато-голубые тона пришли на смену мертвой серости и коричневому унынию. Дом изменился, обновился: это больше не призрак и не труп того места, которое я помню. Я и сама сегодня излучаю оптимизм. Трудно было бы чувствовать себя иначе. После стольких пасмурных дней небо наконец очистилось, и кажется, что это навсегда. Такой простор открылся там, в вышине, что голова идет кругом. А Бет сказала, что пойдет с нами, – вот какой замечательный сегодня день.

Когда я сообщила ей, что здесь Динни, она замерла. В первый момент мне стало страшно. Показалось, что она не дышит. Будто кровь в ее венах застыла, будто перестало биться сердце – настолько она была неподвижна. Тянулась долгая, мучительная минута, я ждала, смотрела на сестру и пыталась угадать, что за этим последует. Бет посмотрела в сторону и кончиком языка облизала нижнюю губу.

– Мы, наверное, стали чужими, – выговорила она и медленно вышла из кухни. Она не спросила, откуда я это знаю, как он выглядит, что делает здесь. А я почувствовала, что не имею ничего против. Мне скорее нравилось держать это при себе. Хранить сказанные им слова только для себя, владеть ими.

Бет успокоилась к тому времени, как я разыскала ее позже, и мы пили чай, а я макала в свою кружку печенье. Но Бет ничего не ела. Она не тронула печенье, тарелку ризотто, которую я поставила перед ней, мороженое, поданное на десерт.

Сегодня двадцатое декабря. Окна в машине запотевают. Еду на восток через поселок, потом сворачиваю на север, на А361.

– Еще денек потерпеть, ребята, а потом полетим к весне, как с горки! – весело объявляю я, а сама разминаю заледеневшие в перчатках пальцы.

– Нельзя до Рождества мечтать об окончании зимы, рано еще, – строго указывает Эдди.

– Правда, что ли? Даже тем, у кого руки к рулю примерзли? Сам посмотри! Хочу разогнуть – и не могу! Окостенели – гляди!

Эдди, глядя на меня, фыркает от смеха.

– Крепко держаться за штурвал и не выпускать его из рук – это, можно сказать, полезное свойство, – лукаво замечает Бет с пассажирского места.

– Ну, значит, это здорово, что я промерзла. – Я улыбаюсь.

Сворачиваю на Эйвбери. Эдди в этом семестре предстоит изучать доисторический период. В Уилтшире на каждом шагу можно встретить всякие древности. Мы ставим машину и, отказавшись от предложения вступить в Национальное общество охраны исторических памятников, вливаемся в плотный поток людей, продвигающихся по тропе к кромлеху[11]. Земля в инее сверкает, солнце слепит.

Суббота просто великолепная, в Эйвбери толпы гуляющих, все, как и мы, тепло укутаны и кажутся бесформенными. Люди подходят к древним валунам и отходят от них. Два концентрических круга, не такие высокие, как в Стоунхендже, не такие величественные, зато диаметр кругов гораздо, гораздо больше. Дорога ведет нас вокруг камней. Внутри кругов поместилась почти половина деревушки, правда, небольшая церковь скромно притулилась снаружи. Мне тут нравится. Столько разных жизней, столько лет – все сосредоточено в одном месте. Мы неторопливо движемся вокруг кольца. Бет читает вслух путеводитель, но мне кажется, Эдди не слушает. Он опять нашел палку. Это его меч – он воображает, что сражается с кем-то, и мне хочется залезть ему в голову и подсмотреть, кто его соперник. Может, варвары? Или кто-то из школы?