Наследие дракона

– Оставь. Мы не носим оружие в праздник.

– Я всегда ношу, – Иоши положил руку на рукоять и хмуро взглянул на отца. Тот спокойно встретил его взгляд.

– Хочешь нанести оскорбление принцессе?

– Хочу суметь её защитить в случае необходимости. Сейчас небезопасно.

Мэзэхиро хотел снова возразить, но Иоши перебил его.

– Не надо, отец. Я всё равно возьму её, что бы ты сейчас ни сказал.

– Дерзишь сёгуну?

– Нет, я… Я просто не хочу оставаться беспомощным, если что-то произойдёт.

– А я не хочу, чтобы наша семья нарушала правила. Там достаточно дворцовой охраны, оставь катану и выходи из дома. Если увижу тебя с оружием – заставлю им воспользоваться, – с этими словами он вышел.

Иоши потупился. Он знал, что отец сдержит слово, а вступать в сражение с сёгуном на глазах у всей знати страны – худшее, что он может сегодня сделать. Это будет самое позорное поражение, потому что бой с отцом никогда не длится и четверти коку, зато боль после него не проходит неделями. Однако остаться без клинка он всё равно не решился. В конце концов, дворец большой, людей много. Возможно, они с отцом даже не встретятся, так что Иоши покрепче сжал рукоять и вышел, решив прежде дворца Вечной радости, где проводился праздник, посетить рынок за Жемчужными воротами, который разворачивался, только когда в столицу съезжались купцы со всей страны.

Воздух Иноси полнился ароматами: запах жареных бобов и водорослей сместил благоухание цветов с главных улиц. Иоши первым делом направился поговорить с мастерами, которые приехали из других областей предложить свои услуги жителям столицы. Он уже два коку вёл с ними беседы, придирчиво осматривая привезённые образцы, но ни северяне, ни жители восточных краёв не могли предложить что-то действительно достойное. Приличные мечи ковались только в столице. Отсюда же оружие поставляли самураям других областей. И на что он надеялся?

Иоши потянул катану из ножен и поймал обнажённой частью лезвия выглянувший на мгновение солнечный луч. Да, эту верную помощницу ничто не заменит… За спиной раздался хриплый кашель.

– Разве в такой праздник не положено оставлять оружие дома, господин?

Иоши развернулся, мгновенно пряча клинок в ножнах и придумывая возможные оправдания, но, увидев, кто к нему обратился, облегчённо выдохнул и поклонился седовласому старику.

– Учитель, рад вас видеть.

– Ох, брось, – Акихиро усмехнулся. – Рад меня видеть? Такое разве бывало?

На устах учителя застыла лёгкая улыбка. Прищурившись, он пристально наблюдал за ним, словно видел его насквозь. Иоши всегда было не по себе от этого взгляда, но он не позволял себе подать вид.

– Вы ведь знаете, я глубоко уважаю вас и всё, что вы для меня сделали.

– Но оружие уважаешь крепче, – Акихиро перевёл взгляд на клинок, и от улыбки не осталось и следа. Он подошёл ближе и заглянул Иоши в глаза. – Осторожен будь, мой мальчик. Войны начинаются там, где любят сражения.

– Войны? Акихиро-сэнсэй, Шинджу не с кем воевать, – Иоши улыбнулся. Он очень старался, чтобы улыбка была искренней, но она, похоже, всё равно получилась снисходительной, потому что учитель помрачнел. Он схватил Иоши за руку, неожиданно сильно дёрнул к себе и вполголоса произнёс:

– Сердце дракона,

вновь воспылавшее, – весть

мира кончины.

Иоши нервно усмехнулся.

– Пишете хайку? У вас… э-э… – он попытался отстраниться и высвободить руку, но Акихиро держал крепко, – здорово выходит.

– Поэт Западной области. Начало стиха. Однажды ты захочешь больше узнать – тогда приходи. Ведь если в беде Шинджу, то самураи первыми падут, – учитель глубоко поклонился и исчез в толпе, не дожидаясь ответа.

Иоши постоял немного и двинулся дальше вдоль рядов. Он не верил в легенды и песенные пророчества, но серьёзность старика заронила в его душу семя сомнения, которое, словно рис во влажной почве, уже начало прорастать неясной тревогой.

Иоши дошёл до цветочного ряда – одного из ближайших к дворцу – и остановился. Какая нелепица. Тысячи цветов в императорском саду, но вот местная женщина сидит и продаёт их рядом с купцами из дальних земель. Кажется, отойди на два шага и сорви! Но за это тебе руки высекут по самые плечи.

Взгляд задержался на белых орхидеях с волнистой бахромой лепестков. Цветы напоминали птиц: раскрыли свои лепестки-крылья – и вот-вот взлетят, оставив лишь голый стебель. Белые цапли, его любимые. Сколько раз он порывался их купить? Каждый раз, как видел её. Видел её чёрные гладкие волосы. Её смуглую блестящую кожу. Её необыкновенные глаза. Жар, поднимающийся в её присутствии, туманил разум. Иоши любил Киоко. Полюбил с той поры, как случайно увидел принцессу в рассветных лучах на балконе… Наверное, так и нужно любить свою невесту, но сильнее любви была ненависть. За то, что чувствует. За то, что не может с этим справиться. За то, что потом дни напролёт вспоминает её лицо и не может избавиться от образа, высеченного в порабощённом сознании. Что за самурай из того, кто не может катану держать как следует из-за мыслей о женщине?