Когда все собрались на чердаке оценить масштаб работ, то пришли к выводу, что он был когда-то жилым. Заметил это старый садовник.
– Над окнами отверстия от карнизов, – старик указал рукой вверх, потом он прошёл в конец чердака и постучал по сплошной стене. – Это, похоже, был шкаф.
– Здесь нет следов от дверей или ручек, – с сомнением покачал головой Кристер.
– Заметь, – садовник хитро прищурился и постучал по стене – раздался гулкий отзвук, – она полая, а тут пол стёрт, – носком ботинка он указал под ноги, – ходили много.
Шеин оказался прав. Отодрав тонкие резные деревянные панели, обитатели дома обнаружили большой стенной шкаф.
– Зачем его спрятали? – Эстер сложила на груди руки.
– Сейчас узнаем, – Кристер потянул дверные ручки, петли скрипнули, и дверцы шкафа послушно открылись.
Полетела многолетняя пыль, Кристер зажмурился, отошёл в сторону и несколько раз чихнул. На чердаке воцарилась тишина. Мужчина удивленно поднял брови и посмотрел на остальных. Он ожидал услышать вежливые слова с пожеланиями здоровья в свой адрес, но все взгляды были прикованы к шкафу. Там, в глубине, на старом ящике стоял портрет. Молодая девушка закрывала собой заходящее солнце. Его лучи путались в прядке волос. Большие умные синие глаза, обрамлённые длинными чёрными ресницами, смотрели прямо на сгрудившихся в кучу обитателей особняка. На губах застыла еле уловимая улыбка, казалось, она вот-вот приветливо произнесёт «день добрый» или «рада встрече». Рыжие волосы со слегка зачёсанной вправо чёлкой трепал лёгкий вечерний ветерок.
– Восхитительный портрет! Зачем прятать его на чердаке? – Эстер подошла к картине и провела по ней пальцем. – Совсем не выцвел, будто стеклом покрыт.
Хэил нахмурился, подошёл вплотную и тоже провёл пальцем по поверхности. Та была гладкой.
– Это не стекло, это стрэпикул, его используют как художественный лак. Он проникает в структуру краски, намертво сцепляет её и покрывает работу прочной пленкой, похожей на стекло. Такая работа простоит веками, сохраняя первоначальные цвета. Часто стрэпикул используют в архитектуре. Я прав, Кэрэл? – не услышав ответа, Хэил обернулся.
Кэрэл молчал, он не замечал происходящего вокруг, всё его внимание было приковано к портрету.
– Ты похож на неё! – непроизвольно вырвалось у Леин. – Овал лица, брови, нос и даже губы. Только волосы другие…
– Это моя мама, – тихо произнёс Кэрэл.
В его руке вспыхнул огонёк, который метнулся в сторону портрета, скользнул по поверхности, как по льду, потом на секунду затих и внезапно полыхнул, быстро распространяясь по раме. Как же красиво смотрелось лицо женщины посреди бушующей стихии! Зрелище было настолько завораживающим, что обитатели особняка не сразу спохватились. Первым очнулся Хэил, он попытался сбить пламя валявшейся рядом с ящиком тряпкой. Ему на помощь пришёл Элэстер. Он раскрыл ладонь и постарался утихомирить стихию с помощью тени. Огонь, словно желая подчиниться, быстро спал. На удивление присутствующих, портрет ничуть не пострадал.
– Стрэпикул, – довольно хмыкнул Хэил.
Леин обернулась, чтобы спросить Кэрэла, зачем он поступил подобным образом, но маг исчез с чердака. Неожиданно заговорил профессор. Сначала он склонил голову вправо, потом влево и задумчиво произнёс:
– Портрет этой женщины на чердаке особняка Лью’Эллерби? – он задумчиво тёр подбородок, потом, очнувшись, продолжил. – Так как с ремонтными работами помочь не берусь: преклонный возраст, и обилие дел… Осмелюсь предложить помощь в подборе книг. Слышал, Кэрэл увлекается архитектурой. Позвольте составить ему небольшую библиотеку.
Кристер коротко кивнул, профессор засеменил к выходу, тихо бормоча себе под нос:
– Надо кое-что проверить. В этом что-то есть, определённо я помню, читал где-то… – с этими словами он скрылся за дверью.
Шеин подошёл к портрету, придирчиво осмотрел его и скосил глаза в нижний правый угол. Там просматривался вензель, под которым виднелась надпись: «сэль – эрэ». Садовник, к своему сожалению, не знал эллидорский язык, но эти слова он всегда будет помнить. «Жизнь – дар» – тихо прошептал он. Так каждый раз говорил моряк-отец, отправляясь в очередной рейс. Он всегда прощался с женой и сыном на причале. Шеин будто провалился во времени: морской бриз дул в лицо и он чувствовал запах воды, слышал перекличку чаек, парящих над водой, видел, как волны мирно бьются о мощный борт корабля. Отец всегда крепко обнимал Шеина и взъерошивал его волосы, потом обнимал мать, та плакала, неизвестно как сложиться рейс и вернется ли муж обратно. Напоследок моряк говорил: «Жизнь – дар. Помните об этом, даже если меня не будет рядом…» И как часто бывает, из своего очередного рейса он так и не вернулся.
Садовник провёл рукой по гладкой поверхности холста: «Если Хэил прав, и этот лак сохраняет краски на века, то почему надпись и вензель еле уловимы?» Он нагнулся, дела вид, будто осматривает раму, сам же внимательно посмотрел на вензель. Где-то недавно он видел этот символ. Значит, он довольно значим; вензель простого семейства Шеин вряд ли бы запомнил. Садовник выпрямился и громко произнёс: