Наследие великанов

К слову сказать, визиты немногочисленные, поскольку Шапки к врачам обращались редко, в основном – к хирургам, с огнестрельными и колото-резаными ранами, и почти не доживали до болезней по старости. К тому же их пропитанные алкоголем организмы упорно сопротивлялись всем известным инфекциям, что позволяло крепко экономить на медицинской помощи, но, заняв высокий пост, Кувалда стал мнительным, боялся, что верные подданные его отравят, и навещал эрлийца с необычной для дикаря частотой.

– Что случилось? – осведомился брат Изяс, тоже проигнорировав приветствия.

– Кругом изменники, трусы и обманщики, – с печалью сообщил великий фюрер, расстегивая кожаный колет. – Я окружен ифиотами и никому не могу фоверять.

– Тогда к психиатру.

– А ты кто?

– Врач широкого профиля.

– Фа? – Кувалда изумленно вытаращился на эрлийца. – Но ты мне всегфа помогал.

– Разумеется, я же врач.

– А почему сейчас хотел послать?

– Потому что даже у самого широкого профиля есть границы.

– А-а… – протянул одноглазый, почёсывая татуированное пузо.

Волосы у дикарей не росли, и, видимо, поэтому – в качестве компенсации – Шапки «украшали» себя таким количеством татуировок, что их узор казался нижним бельём, тонким и буйно разрисованным.

– Я фогафывался, что тех, кто меня не любит, нужно к мозгоправам отправить, – неожиданно произнёс великий фюрер, закончив обдумывать слова эрлийца. – Они точно психи… – И перевёл взгляд на врача: – Как можно меня не любить?

На этот вопрос у брата Изяса ответа не было, и он предпочёл вернуться к делам:

– Что случилось?

– Сказал же: меня окружили фебилы. Гфе их можно вылечить?

– С тобой что случилось? – повторил эрлиец. И на всякий случай уточнил: – Зачем притащился?

– Я? – Как все дикари, Кувалда с трудом перескакивал с темы на тему, и ему потребовалось примерно десять секунд, чтобы понять, что за вопрос задал добрый доктор. – Живот… – Великий фюрер вновь почесал пузо. – Резко заболел. – Выдержал паузу и уточнил: – Наверное, меня отравили.

– Показывай, – решительно велел брат Изяс, который не собирался сидеть на работе до полуночи.

– Живот?

– Нет, то, что заболело, – саркастически ответил врач.

Но понят не был.

– Как я покажу, что заболело, если это внутри? – растерялся Кувалда, думая одновременно и о собственной болезни, и о том, как бы оказать карательную психиатрическую помощь тем, кто его не любит. Несмотря на старания, думать одновременно о разном получалось плохо. Наверное, имело смысл выпить.

– У тебя что, живот не открывается? – притворно удивился эрлиец.

– А что, так можно?

– Были бы деньги. – Брат Изяс брезгливо оглядел разрисованное брюхо и принялся натягивать тонкие перчатки. – Это новый тренд на рынке современных медицинских услуг: в животе клиента делается отверстие, через которое в любой момент можно добраться до любого органа.

– Зачем?! – изумился Кувалда, принимающий разглагольствования брата Изяса за чистую монету.

– Очень полезное изобретение, особенно для часто рожающих женщин…

– Я не рожаю. И я не женщина!

– Ну, всё поправимо…

– Не смей! – Великий фюрер отступил к стене и одновременно положил руку на ятаган. – Не приближайся!

Его устраивало быть мужчиной, и он не хотел ничего «поправлять».

Эрлиец понял, что перегнул палку, и примирительно произнёс:

– Успокойся, я пошутил.

– Всё равно не приближайся, – велел Кувалда, прикидывая, не достать ли пистолет.

– Тогда сам лечись, – окрысился брат Изяс. – Забирай свои шмотки и проваливай!

– И провалю!

– И проваливай!

– И провалю!

– А когда снова заболит – езжай в Обитель. А ко мне больше не приезжай, мне надоело за тобой проветривать.

– Э-э… фа пофожфи ты! – замахал руками опомнившийся фюрер. – Я тоже пошутил. Мне лечиться нафо – меня отравили. И вообще: я вефь постоянный клиент, очень тебя ценю.

– Значит, надо удвоить стоимость визита, – тут же среагировал врач.

– Зачем?

– Чтобы ты смог показать, как сильно меня ценишь.

– Сильно я тебя ценю, сильно, – произнёс Кувалда. – Не нафо меня проверять, лучше живот вылечи.

– Ложись.

Одноглазый вздохнул, убедился, что в руках эрлийца нет скальпеля или иного режущего инструмента, расстегнул боевой пояс, с лязганьем уронил его на пол – эрлиец вздрогнул, ожидая, что какой-нибудь из пистолетов выстрелит, – и завалился на кушетку.

– Вот.

– Где болит? – Брат Изяс мягко, кончиками пальцев прикоснулся к пациенту.

– Осторожно! – взвыл фюрер.

– Болит?

– Пальцы у тебя холофные, – ответил Кувалда. – Будто у кровососа.

– Придётся потерпеть.

– Ты что, окровососился?

– Заткнись! – Дикарь послушно умолк, а эрлиец надавил в другом месте. – Болит?

– Нет.

– А тут?

– Немного… если нажимаешь сильно.

– У тебя татуировка потускнела.

– Ты что, театральным критиком зафелался?

– Тогда уж художественным, – поправил пациента брат Изяс.

– Не фави сильно, хуфожник!

– Как ты меня назвал?

– Ой!

Судя по громкости последнего вопля, врач добрался до очага заболевания.

– Сильно болит?

– Ещё раз нафавишь – и я тебя пристрелю, – пообещал несчастный Кувалда.

И потрогал себя там, где должна была находиться кобура. Оружия не нашёл, зато убедился, что он по-прежнему не женщина, и успокоился.