Наследник

Строгое лицо в исполнении пятилетней «малявичны» смотрелось так комично, что Дмитрий с трудом не захохотал. Чуть повернул голову, и никакого труда уже не потребовалось, а излишне любопытная нянька, увидев, как лицо царевича разом утратило живость и закаменело высокомерным холодом, отпрянула обратно за плотную занавеску, разделяющую «гостевую» светлицу на две части.

— Смотри.

Девочка плотно охватила ручками большую пузатую деревянную куклу и запыхтела.

— Тязолая!

— Ничего, мы вот так сделаем!

Чпок, чпок, чпок!

Непроизвольно открыв рот, изумленно-удивленная Дуня наблюдала, как одна расписная кукла под руками брата превращается в четыре.

— А это ее подружка.

Из второго свертка показалась на свет матрешка, раскрашенная в черно-красные цвета.

Чпок, чпок, чпок!

И там, где было недавно две куклы, разом стало восемь, схожих и в то же время абсолютно разных. Потом была веселая возня с новыми игрушками, требование новой сказки и даже забота о старшем братике.

— Хосес, я заплету тебе касиську?

— Касиську?..

Подслушивавшие (а заодно и подглядывавшие) мамки и няньки разглядели, как надулся и немного покраснел от еле сдерживаемого смеха старший царевич. Чуть отвернулся в сторону, успокоился, затем сел так, чтобы малолетней хозяйке было удобно, и даже сам снял свою шитую жемчугом тафью[68]:

— Ну заплети, похвастайся своими умениями.

Хоть и мала была царевна, а наставниц своих не посрамила: аккуратно (ну, как могла) расчесала тяжелые длинные пряди серебряным гребешком и достаточно ловко и быстро заплела их в одну большую толстую косу, схваченную светло-зеленой атласной ленточкой чуть выше середины спины.

— Воть!

Сбегав за небольшим серебряным зеркальцем, Дуня торжественно вручила его брату. Подергав за косу уже себя, Дмитрий тихо фыркнул, подтянув ожидающую заслуженной похвалы девочку себе на колени. Как-то излишне плавно провел руками вдоль ее позвоночника, задержал ладонь у головы, легонько коснулся губами подставленной щечки.

— Ты моя красавица, ты моя умница!

Увы, все хорошее рано или поздно подходит к концу — вот и сейчас полуденный колокольный звон подвел черту под играми с сестрой. Разом погрустневшая Евдокия за руку проводила брата до ближайшей няньки, где насупилась еще сильнее и резко убежала обратно, утешаться новыми куколками. Следуя дворцовыми переходами к себе в покои, где в ожидании своего ученика наверняка уже истомился бедный (к тому же еще и чересчур усердный) духовник Агапий, царевич рассеянным взглядом отмечал все признаки скорого приезда своей будущей мачехи, Гошаней свет Темрюковны. Разом «посвежевшая» окраска многочисленных витых столбцов и перил; из небольшого закутка убрали несколько бочек, стоявших там едва ли не с прошлой зимы; засыпали землей едва заметную водоотводную канавку в земле, о которую вечно спотыкались лошади…

«М-да, она ведь и жить рядом будет, в покоях царицы. И на семейных обедах тоже будем восседать: я по правую руку отца, а она по левую. Вот ведь не было печали!..»

По уже укоренившейся привычке тихо зайдя в покои, Дмитрий вопросительно глянул на подскочившую на ноги Авдотью (ждет?), получил утвердительный кивок и почти без остановки прошел далее. Миновал крестовую, с удивлением обозрел пустоту комнаты для занятий и замер на месте, видя, как духовник выходит из его опочивальни. В душе плеснулось что-то темное, а отец Агапий перешагнул порог, брезгливо неся перед собой большой лист бумаги, густо исчерченный непонятными ему рисунками и значками. Увидев своего подопечного, монах первым же делом сурово нахмурился и подошел еще ближе. После чего и вопросил, тряся подробную схему Посольского приказа так, словно в руке у него была не обычная бумага, а что-то донельзя мерзкое и отвратительное, наподобие порядком разложившейся и завонявшей крысиной тушки:

— Ответствуй, отрок, что это такое?!

Стараясь задавить и утихомирить само по себе заполыхавшее силой средоточие, Дмитрий коротко и притом совершенно правдиво ответил:

— Мои записи. Кто дозволил тебе искать в опочивальне и читать их?

Проигнорировав вопрос, чернорясник шагнул еще ближе, нависнув над хозяином покоев:

— Уж не богопротивные ли письмена ты творишь? Печати магические, знаки неведомые, бесовские… А ну, отрок, ответствуй своему духовному отцу, кто тебя сему научил?!

Злоба мягко толкнулась царевичу в виски и выплеснулась через глаза, на краткий миг соединив их невидимой связью, — и у Агапия разом зашумело в голове. Стало мокро под носом, вдобавок комната поплыла, словно после крепкой медовухи…

— Как смеешь ты, чернец, учинять мне допрос!

Царевич сделал шаг вперед — и это тут же отозвалось духовнику усилившейся слабостью и болезненным трепыханием сердца.

— Пес поганый!

Горло священника перехватило стальным обручем, не давая сделать даже мало-мальского вдоха, а по щекам потекли слезы. Кровавые слезы!.. От двери в переднюю раздался тихий вздох, затем бледная как мел Авдотья низко склонилась перед своим господином, одновременно собой же закрывая бессильно сползающую на пол фигуру в черной рясе.

— Димитрий Иванович, прости неразумного, не бери греха на душу!..