Наследник Агасфера

«О, mein gott, может этот странный черный человек — плод бессонницы и моего больного воображения? Может его и не было в действительности?— с тревогой за свой рассудок подумал фон Брандербург. — Надо расспросить о нем часового».

На следующий день, опросив унтерофицера и солдат, принимавших участие в расстреле, лейтенант понял, что только он один видел черного человека.

Глава 1

ВСТРЕЧА С «ЗАВОЕВАТЕЛЕМ АМЕРИКИ»

Свист сидел в коридоре санпропускника областной психиатрической больницы, терпеливо ождая своей очереди. В открытый дверной проем он наблюдал, как в приемном покое толстая рябая санитарка, прикусив язык от усердия, старой ручной машинкой состригала волосы на лобке и под мышками у вновь поступившего пациента. Это был худой долговязый старик лет шестидесяти, выпотрошенный жизнью да вдобавок еще и вывернутый наизнанку. Его и Свиста в сопровождении двух дюжих санитаров-эвакуаторов на спецмашине привезли из приемника-распределителя в областную больницу, которая находилась в тридцати километрах от города, в поселке Стрелковом.

Судя по внешнему виду своего спутника, Свист мог предположить, что это был обычный бич и труболет, а попросту — бомж, решивший найти здесь свой последний приют. Не нужно было обладать особой проницательностью, чтобы угадать, что этот человек прожил не совсем удачную жизнь. Наверняка, в прошлом на него не раз заводилась тюремная карточка, где в графе «особые приметы» была указана татуировка на левой груди. Присмотревшись повнимательнее, Свист разглядел мастерски выполненную наколку, сюжет которой был не совсем понятен. На вершине холма был изображен черный монах с развевающимися на ветру седыми волосами. Левой рукой он опирался на посох, а правой держал огненный крест, которым указывал в сторону часовни, стоящей на поляне у подножия холма. Дальше, внизу, простирался луг, в конце которого виднелись стены то ли старого замка, то ли разрушенной крепости. Над головой монаха красовалась надпись «Эрнандо Кортес. Из истории Свист знал, что Кортес никогда не был монахом. Он был конкистадором, отважным первооткрывателем Америки, который с кучкой авантюристов охотился за золотом ацтеков. Но такая вольная трактовка в данном случае была допустима. Возможно, это была кличка владельца татуировки и свидетельствовала о его авантюрных наклонностях и любви к презренному металлу. Свисту приходилось встречать подобные татуировки, и он мог предугадать ее историю. Скорее всего, обладатель странного сюжета начал свой тюремный путь еще с «малолетки», где ему коряво и неумело сделали первую наколку.

Пройдя все режимы, начав с «общего» и побывав на «особом», он, встретив хорошего кольщика, стараясь исправить предыдущую наколку, накалывал на нее новый сюжет. В то время, когда этот «воинственный конкистадор» начинал открывать для себя новый материк под названием ГУЛАГ, было принято накалывать на левой груди профиль Иосифа Сталина. Такая татуировка выполняла охранную функцию. Предполагалось, что она могла спасти от расстрела. В то время вряд ли кто-либо мог решиться выстрелить в портрет вождя. Об этих зековских ухищрениях доложили Лаврентию Павловичу Берии. В порыве гуманизма и из патриотических соображений нарком запретил стрелять в изображение Сталина. Приговоренных начали расстреливать в затылок. Зэки после этого стали затушевывать отца народов.

Последующая татуировка всегда была больше по размеру и почти полностью закрывала предыдущую. В итоге на груди у Кортеса получилась сюрреалистическая композиция, чем-то напоминающая работы Сальвадора Дали.

«Эрнандо Кортес» мужественно перенес все пытки, которым его подвергла рябая инквизиторша, прошлепав по кафельному полу босыми ногами, важно опустился в пожелтевшую эмалированную ванну, наполненную горячей водой.

Судя по выражению лица, это доставило ему удовольствие. Бродяга, блаженно улыбаясь, вытянулся во весь рост и громко запел:

«Золотые купола на груди наколоты,

Только синие они, нет и крапа золота».

Санитарка вылила в ванну пол-литровую банку слабого хлорного раствора и, вложив ему в руки брусок дустового мыла, недовольно проворчала:

— Не барничай, Шаляпин. Намыливайся, ополаскивайся и вылезай. Здесь не Сандуны. Вон еще в калидоре принудчик дожидается. Тоже, небось, вшей и клопов из тюрьмы принес.

Свист понял, что рябая говорит о нем. Он отличался от обычных пациентов тем, что его доставили из тюрьмы.

В свое время он был арестован, несколько месяцев просидел в следственном изоляторе, прошел психиатрическую судмедэкспертизу, которая признала его невменяемым и, соответственно, не несущим уголовной ответственности, за совершенное преступление. Суд решил, что афера за которую был задержан Свист, не является социально опасным противоправным действием, и направил его на принудительное лечение в обычную больницу, где он должен был содержаться наравне с остальными пациентами.