Наследник для Шаха

— Значит так. Я буду задавать вопросы. А вы, милая женщина, ответите. Солжете — родные люди в отделении вам не помогут, я похлопочу и, если вот это все еще и крышуется местным царьком — с него снимут погоны.

Бабка бледнеет и закрывает рот рукой.

Есть, что терять.

— А теперь просветите меня, что за схема тут работает?!

— Схема?! — хлопает в напускном непонимании глазами, дергается. По движениям чувствуется, что хочет поскорее смыться. Бабка никудышная актриса. Игра в непонятки не удается.

Опять смотрю в сторону черной увесистой сумки, в которую понапихано все, что только можно.

— У тебя и дома, небось, этого добра хватает. Разводилово квартирантов часто раскручиваете?

— Я не понимаю, о чем вы говорите! Я сейчас милицию вызову, — повторяет заученно бабка, упирается.

Заело пластинку, нужно менять.

— Я это уже слышал. В полиции работает ваш родственничек. Предположу, что пропажу в квартире спишут на квартиранта и человек в погонах придет в данном случае к Полине с обвинением в расхищении чужого имущества. Но намекнет, что можно будет замять дело, если заплатить блюстителю правопорядка нехилую сумму. Иначе тюрьма. Я прав?

По мере моих слов бабка оседает. Упирается задом в подоконник, бледнеет и блеклыми губами, наконец, спрашивает:

— Откуда вы знаете?!

Вот и все. Теперь понимаю, что прав на все сто.

— Вы кто?! Если у Борьки с вами проблемы, то я с этим прохвостом дел не имею! Все через Алевтину! Он — ее зять! Не мой! Я вообще ничего не делала! Меня просили тут просто прибрать…

— Да-да, прибрать и унести к себе. Забить до отказа сумку этой херью. Спрятать. И если что, нужные показания дать. Если вдруг жилец откажется платить.

Бабка бледнеет.

— Послушайте, если у вас проблемы с Борей, то я правда ни при чем. Если он вам откат должен, то…

— Так как вас по имени-отчеству? Все же к человеку старшего поколения нужно с уважением, — цежу иронично.

— Марта Фоминична я.

— Хорошо, Марта Фоминична. Мне ваша серая квартира на… не уперлась. Кого и как вы разводили, тоже не парит. Но сегодня ваша конторка не с тем человеком сыграла. Если я вдруг хоть краем уха услышу, что против Журавлевой Полины накатана заява…

— Нет-нет… Ничего не будет!

— Дай договорить, Марта Фоминична. Еще хоть раз подобная афера будет сыграна с любым другим жильцом, отожму обе квартиры. И эту, и ту, в которой ворованное постоянно прячешь. А мент ваш сядет. Будет видеть небо в решеточку с внутренней стороны. Я все ясно изложил?!

Бабка бегает глазами по пространству, зеленеет и за сердце хватается.

— Имитировать сердечный приступ тоже не стоит. Не поведусь. И уж в скорою звонить также не стану.

Бабка начинает трястись все сильнее. Жалости нет. Нагибать людей уметь надо.

— Вы страшный человек… страшный… — начинает повизгивать, — кроме этого суда есть еще и высший! В аду такие, как вы…

— Захлопнись, — убедившись, что дошло, продолжаю: — А теперь. Ты, кошелка старая, скажешь мне все, что знаешь о Полине. Как и почему и так далее…

— Да швабра драная, водила тут…

Качаю головой и бойкость старухи сходит на нет.

— Ну… хорошо, я все скажу, — дергается сильно, бабка в явной истерике. Как еще умудрилась продержаться столько, — только, пожалуйста, отпустите нас с миром и…

— Это зависит от того, насколько искренним и правдивым будет твой рассказ, старуха.

— Не видела Полину я тут толком. Она юркнет ранним утром, побежит на остановку, а приходила поздно. Авоськи тащила. К ней пара местных ребят подходила, знакомиться, а она, ишь, королевна, нос воротила… и вообще она странная!

— Странная?

— Да. Ни с кем не общается. Тихая больно. Но правду говорят, в тихом омуте! Так что. Может, она где и развлекалась, но не здесь…

— Развлекалась… — повторяю словечко бабки. Еще как развлекалась. Только подо мной. До меня целая была. Так что. — Дальше, Марта Фоминична. Куда ушла? Где искать? С кем хоть как-то контачила, у кого могла остановиться? Ты девчонку на ночь глядя из дома выгнала, и я хочу знать, куда она могла пойти.

— Да ни с кем. Говорю же. Вообще никого рядом с ней не видела. Разок, правда, какая-то гулена рыжая рядом с ней ошивалась, вместе притащились ночью, но больше я той девки не видела. Не местная она. Где живет и кто такая, не знаю. Паспорт она мне не показала.

— То есть вы у той девушки документы спрашивали?

— А то! Но она отболталась, что дома забыла. Рецидивистка, видать! Я Алевтине сказала, но больше эта гулена тут не появилась. Испугалась. Все они такие!

Деменция на лицо. Прикрываю глаза и призываю самоконтроль. У меня сейчас денек на грани фола.

— Вот и все. А больше никто к ней не захаживал. Ни с кем в доме не дружила. Королевна, говорю же. Она до вашего прихода свинтила и поминай как звали. Да еще и обворовала… — тут рот захлопывает, потому что якобы ворованное в сумке неподалеку лежит.

Маразм крепчает, и разобрать, где правда, бабка по ходу сама не может.

Выдыхаю сквозь сжатые зубы. Бабка понимает, что не наговорила мне столько, чтобы я в покое их шарашкину конторку оставил.

— Клянусь вам! Не знаю я ничего о ней.