В путь они вышли уже во вторую дневную стражу и через два часа встретили Приска.
Да, это было удивительным совпадением – никак не меньшим, чем встреча с Архелаем: его друзья – Кука, Тиресий, Молчун, Оклаций и Фламма оказались в лагере на Бистре.
Письмо Лонгина Приск отдал военному трибуну, что командовал в крепости. Измученный дорогой и раненый, центурион тут же получил от трибуна разрешение отдохнуть пять дней и ни в каких военных делах лагеря не участвовать.
Друзья отвели его в свою казарму: бенефициарии жили отдельно в деревянном домике – правда, комната на всех была общая, но просторная, с большим очагом у стены. Запасливый Кука раздобыл горшки и кувшин, аккуратно расставил на полке подле очага. На столе во время обеда даже красовались серебряные кубки, неведомо как попавшие в распоряжение Куки. Приск наелся до отвала бобовой кашей, от вина отказался – глотнул лишь горячей воды и потребовал у друзей перо, чернильницу и пергамент. Фламма тут же открыл свою сумку и извлек требуемое на свет: правда, кусок пергамента ему пришлось отрезать от большого свитка.
– У меня тут важные записи, – признался Фламма, смущаясь.
Приск поправил масляный светильник на крюке, придвинул поближе стол и так около часа сидел, щурясь и склоняясь к обрывку пергамента чуть ли не носом. Все догадались: центурион Приск рисует, возможно, важную карту, но, как ни подкатывался к нему Фламма с вопросами, как ни язвил Кука – Приск не проронил ни слова.
Закончив рисунок, Приск тут же лег спать. На другой день он проснулся поздно, уже вторая дневная стража миновала, а заботливый Фламма сготовил бобовую кашу с салом. После трапезы центурион первым делом тщательно проверил, не сможет ли кто-то подслушать их разговор, и, убедившись, что ни в соседних комнатах, ни вообще в казарме никого нет, запер на засов наружную дверь и приступил к рассказу:
– В Сармизегетузе я встретил одного человека. Римлянин, бывший фабр. Назвался он Марком Монтаном, и мы с ним вместе бежали из плена.
– Марк Монтан, какое-то знакомое имя… – заметил Тиресий. – Не так ли прозывался тот парень, что явился к Траяну накануне последнего сражения с Децебалом? Его потом все, даже вьючные мулы, величали героем, – заметил Тиресий.
– Судя по всему, тот герой взял себе фальшивое имя… – Приск кратко рассказал о своих догадках друзьям. Имя Авла Эмпрония его друзьям было хорошо знакомо. Но то, что дакийский герой, как иногда именовали перебежчика Марка Монтана, оказался на самом деле Авлом Эмпронием, – такого никто из них представить не мог.
– Постой-постой, ты должен был его видеть… – напомнил Кука. – На праздновании победы, когда ты лично пришиб этого клятого Нонния.
Приск покачал головой:
– Может, Эмпроний и был на этом празднике, да только я его не приметил, не до того было.
– Значит – здешний Монтан фальшивый, а тот настоящий? – подал голос Фламма.
– Похоже на то. Но не это главное… То есть для меня это очень важно, ибо я должен отыскать и наказать предателя. Но для вас… – Приск сделал заметную паузу. – По дороге Марк Монтан рассказал мне удивительную вещь – будто бы в горах даки зарыли огромный клад – никак не меньше, чем пятьсот тысяч фунтов золота и вдвое больше серебра.
– Ого, так прямо и сказал – пятьсот тысяч? – недоверчиво спросил Кука. – Сколько же это ауреев? – Он сосчитал мысленно, но вслух цифру не в силах был произнести.
– Может, пять миллионов? – заржал Оклаций.
– Тише! – шикнул на него Приск. – Монтан сказал, что всех римлян, которые закапывали клад, убили. А там народу, судя по всему, было немало. Уцелели только двое: он и еще мерзавец Авл Эмпроний.
– Ну, этого, похоже, ни меч не берет, ни вода… – заметил Молчун. – Придется его сжечь, – сказал таким тоном, будто жечь собирался немедленно.
– А ты, значит, убил этого Монтана, чтобы тайна досталась только тебе? – спросил Оклаций.
Все уставились на Приска.
– Вы тут от скуки совсем спятили, – заявил центурион. – Зачем мне убивать Монтана, если он рассказал мне про клад, но не показал место, где зарыто золото?
– А может, ты вызнал? – не унимался Оклаций, прежняя озорная натура взяла верх в молодом легионере. – Повесил над костром и…
– Я тебя сейчас повешу, – Приск ухватил легионера за плечо.
– Тише! – Друзья оттащили Оклация.
Приск, разумеется, переоценил свои силы: после ранения он вряд ли мог кого-то из них повесить. И сейчас почти сразу опустился на скамью, морщась от боли и хватаясь за еще не заживший бок – как бы кровь, удачно остановленная Архелаем, не пошла вновь.
– В самом деле, глупо разжигать костер да пытать собственного проводника, когда за тобой гонятся озверевшие даки, – поддержал Приска Тиресий.
– Я же пошутил! – отозвался Оклаций из угла, куда его благоразумно оттеснил Кука.
– Монтан погиб, когда на нас напали тринадцать даков.
– Почему не сто? – спросил вполне серьезно Фламма.
Фраза, а в особенности совершенно серьезный тон Фламмы вызвали гомерический хохот – причем грохнули все одновременно.
– Нет, их было пять сотен! – выдавил сквозь смех Оклаций.
– Приск всех перебил, – ржал Кука. – Всех до единого.