Наследник императора

Трое римских дезертиров и с ними Сабиней сидели в царских покоях. Из них только Сабиней прежде удостаивался подобной чести, дезертиры же были простыми воинами: Ветур из отряда Бицилиса, другие двое из Костешти. Давным-давно оставив земли на другом берегу Данубия, они сражались с римлянами, обороняли крепость, сумели спастись, когда Костешти взял Лаберий Максим, ушли лесами в Пятре Рошие (Красная скала уцелела в то отчаянное лето, ее гарнизон не потерял ни одного человека). С осени эти трое жили на отдельной жилой террасе за стеной крепости, и Сабиней приметил, что все они вновь носят римское оружие, тренируются метать пилумы и говорят меж собой на латыни. И еще тренируются подскакивать к стоящему на краю террасы чучелу и втыкать кинжал в набитый соломою мешок там, где у человека находится сердце. Потом лично Сабиней привел им троих пленных, и дезертиры по очереди их закололи – каждый одним ударом. Опекал этих троих Бицилис. Сабиней, хотя и догадывался смутно о происходящем, в детали плана посвящен не был. И вот Децебал сказал наконец, для какого дела готовились эти трое. Должны они были вновь прикинуться римскими воинами, проникнуть в лагерь Траяна и убить императора. Ни больше ни меньше.

Бицилис, присутствовавший при разговоре, молчал. Как и Сабиней. Но когда разговор зашел о деталях плана, Сабиней вдруг поднялся и сказал:

– Я не могу идти: в лагере Траяна меня многие знают в лицо. И значит, сразу выдадут, как только встретят.

– Или ты просто не хочешь? – подозрительно прищурился Децебал.

– Я бы пошел. Ибо это спасет наше царство. Но говорю: меня опознают, замысел провалится.

– Он прав, – поддержал Сабинея Бицилис. – Его непременно узнают.

– Тогда прочь! – воскликнул Децебал и указал на дверь. – Нечего тебе здесь делать, раз не готов для меня исполнить важное дело и ищешь пустые отговорки.

Сабиней дернулся как от удара и повернулся к Бицилису.

– Поддержи меня – не трушу я и не отказываюсь. Но, после того как побывал я на той стороне, как несколько дней прожил в Дробете, сотни людей помнят меня в лицо. Я погублю все дело…

– У меня, – ускользнул от ответа Бицилис, – нет еще мнения по этому поводу.

Сабиней скрипнул зубами, поклонился, хотел поцеловать руку Децебалу, но царь демонстративно ее отнял, и Сабиней вышел, понимая, что, возможно, в этот миг утратил милость царя навсегда.

– Вернетесь, – обратился Децебал к оставшимся трем дезертирам, – озолочу. Насыплю золота столько, сколько каждый из вас весит.

– Нужен еще один, – сказал Бицилис. – Трое слишком мало.

– Пусть берут любого, кто не струсит.

Бицилис поклонился, давая понять, что приказ понял. А вот щедрому «озолочу» хитрый пилеат не поверил. Во-первых, план был сомнителен и опасен. Даже если он удастся, посланцы Децебала вряд ли вернутся живыми. А если кто и вернется, то золота он не получит. Децебал полагал, что золото развращает, потому своим людям платил редко и с неохотой, даже перебежчики, получив по прибытии горсть серебра, потом долго-предолго дожидались новых выплат. А чего им еще надо – изумлялся Децебал – сыты, одеты, жилье есть, охота – пожалуйста, женщины – выбирай любую. А золото развращает. Другое дело – царьки иноземных племен. Те регулярно получали подарки. Еще ранней весной явились с северо-востока вожди свободных даков – в зимних плащах из волчьих да лисьих шкур, болтающие на наречии, которое в Сармизегетузе понимали с трудом. Стали клясться, что пойдут вместе с великим царем на римлян, выставят десять тысяч конных и столько же пеших воинов. Вот только «на корм» своей армии хотели они получить золото и серебро. Золота царь дал, но совсем немного, а вот серебром расплачивался щедро.

– Я же говорил! – восклицал он раз за разом, обнимая вождей как равных. – Только стоит мне бросить клич – и пойдем все вместе, все народы дакийские, ударим и сбросим римлян в Данубий-Истр.

Вожди в ответ клялись, что вернутся с армией к началу лета. Уехали довольные, взгромоздив на вьючных лошадей мешки, набитые серебряными чашами и монетами. Ну и где теперь эти союзники, столь щедро сулившие помощь? Где их армия в двадцать тысяч воинов, пеших да конных? Сидят теперь в своих деревеньках или крепостях деревянных, пьют вино да ржут громче своих коней: обманули старого Децебала, увезли у него груду серебра за одно только слово пустое. Децебал отправил к ним Везину с армией – напомнить о данном обещании, а если не явятся, села их пожечь. Что ж, пожег, как прежде Скориллон пожег за такую же наглость языгов. Да только добычи почти не привез и пленников тоже: обманщики успели прознать, что приближается дакийская армия, разбежались по лесам, попрятались – не найти.

* * *

Когда назначенные для выполнения тайного плана коматы ушли, Децебал повернулся к Бицилису:

– Замолксис должен нам знак подать – удастся дело или нет. Не подаст – пошлем к нему гонца.

– Кого? – спросил Бицилис, холодея. Почему-то почудилось, что Децебал как-то по-особенному взглянул на него при этих словах.

«Не отдам ему моего сына, ни за что не отдам…»

– Замолксис и так нам знак подал… – пробормотал Бицилис.