Наследник из Калькутты

— О, это было несложно, когда весь Бультон уже трепетал перед «жрецами правосудия» и ни у кого не возникло даже малейшего подозрения… Майор Древверс и «сэр Голенштедт» получили «из Лондона» дополнительное секретное указание, в котором комиссия извещалась, что сообщники пиратов готовятся в пути напасть на кортеж и освободить узников. Поэтому в целях конспирации «предписывалось» отправить в Шрусбери пустую тюремную карету и сильный конвой, а узников тайно перевести на борт специального «полицейского судна». Благодаря Джорджу Бинглю мы вовремя узнали о стараниях Грелли склонить узников к побегу. Было ясно, что Грелли задумал под этим предлогом убийство пленников. Поэтому мы заранее взяли под наблюдение дорогу, а в тюрьме обезопасили узников, заточив их в карцер.

Во время следования в Шрусбери тюремного кортежа «комиссия» добросовестно выполнила «секретное указание»: кареты остановились у ченсфильдской рощи, свернули к бухте и ссадили узников и «джентльменов» прямо на борт «полицейского судна». Если бы конвой что-нибудь заподозрил, он был бы мгновенно уничтожен на пустынном берегу. Но все прошло гладко и чисто. Когда узники уже находились на борту, «сэр Голенштедт» предупредил Древверса, Бартольда и мэра, чтобы они осмотрительно вели себя при подъезде к Терпин-бриджу, так как, наблюдая под видом крестьян-прохожих за бультонским трактом, мы обнаружили подготовку к взрыву. Был ли наш совет принят во внимание, мы с вами не знаем. По вспышке над лесом видно, что взрыв произошел, но кто именно пал жертвой Грелли, выяснится позднее…

— Куда же мы держим путь, синьор Бернардито?

— Яхта зайдет в испанские воды и высадит в Кадиксе маленький десант. Дику Милльсу, братьям Бингль и Антони Ченни придется совершить путешествие в Италию. Джордж открыл нам удивительные вещи о происках некоего Кремпфлоу.

— Алекса Кремпфлоу? Совладельца «Белого медведя»? Приспешника лжемилорда?

— Похоже, синьор Брентлей, что это слуга двух господ, как говорится в одной доброй старой комедии… В Италии мои мальчики сядут ему на хвост… А «Толоса» возьмет курс на известный вам остров. Там, в моем доме, синьора Доротея с радостью окажет вам гостеприимство, капитан. Меня, Чарльза и Реджинальда ожидает потом дальняя дорога, и мистер Уэнт, махнув рукой на приисковое золото, намерен проделать ее вместе с нами: мы выжмем из «Толосы» все ее двадцать узлов, чтобы побывать в Калькутте и летом вернуться в Бультон.

— А… ваш сын, синьор Диего?..

— Диего вернется на командный мостик «Трех идальго». Мальчик найдет этому кораблю доброе применение во Франции, где народ поднялся против тиранов. Вымпел корабля украсится девизом восставшего народа: «Свобода! Равенство! Братство!»

6

Ночная катастрофа на Терпин-бридже вызвала смятение в Бультоне. Граждане гадали о личности нового Гая Фокса. Иные проповедники усмотрели в этом событии новые происки Вельзевула, под чьим черным знаком протекал весь конец мятежного, богомерзкого века. Другие голоса не возводили напраслины на черта с его устаревшим арсеналом козней. Эти голоса по-иному толковали все происшествие: кто-то, мол, побряцал увесистой мошной, чтобы обратить в прах лондонских инспекторов…

За истекшие две недели после взрыва граф Ченсфильд всего один раз покидал поместье: чтобы почтить своим присутствием похороны погибших. Бультонцев поразила страшная перемена в его облике. Прихрамывая, он пешком проследовал за гробами от собора до кладбища. Команда «Адмирала» почтила похороны своего капитана пушечным залпом. Он грянул с фрегата в ту скорбную минуту, когда граф Ченсфильд бросил первую горсть песка в могилу Джозефа Лорна. При звуке залпа лорд-адмирал вздрогнул… После возвращения с похорон потянулись дни затворничества. Изредка милорд прогуливался пешком по парку. В эти минуты никто не смел приближаться к нему. Лицо графа сделалось изжелта-бледным, взгляд — горящим и злым; он стал сильно сутулиться и на ходу смотрел не вперед, а в землю.

В конце второй недели после сочельника, перед самым днем «Трех святых королей», бультонцы зашептались о прибытии из Лондона полковника Хауэрстона, начальника секретной канцелярии при военном министре.

…Граф Ченсфильд, ссутулясь, сидел у огня и слушал ветер в трубе. Груда нечитаных газет валялась на столе и уже покрывалась пылью и трубочным пеплом. Владелец поместья гнал из кабинета прислугу, избегал расспросов дочери. Блюда камердинер приносил в кабинет; уносил он их почти нетронутыми.

На столике около камина лежала длинная глиняная трубка. Граф потянулся за нею и нечаянно расплескал вино из серебряной чаши. Красный свет углей падал на пролитую жидкость… Зрачки лорда Ченсфильда расширились. Несколько мгновений он тупо смотрел на пятно. Ему казалось, что оно растет и что под ним не белая скатерть, а почернелый от копоти снег…

Голос камердинера вывел графа из задумчивости.

— Полковник Эмери Хауэрстон, сэр.

— Что такое?

— Угодно ли вашей милости принять полковника Хауэрстона?

— Хорошо. Проси. Стой! Убери эту проклятую скатерть…