Наследник из Калькутты

— Удар несомненно был нацелен в Райленда. И быть может, именно вы, Уильям, косвенно помогли нанести этот удар по интересам вашего важнейшего клиента.

— Но, Ленди, если подозрения Роджерса справедливы, то он, вероятно, искал свою долю добычи в сокровище Бернардито. Мой уважаемый клиент, овладевший ворованными драгоценностями, сам навлек на себя риск встретить других претендентов на это краденое богатство.

— Ваш Роджерс — просто ловкий бандит! Ему понадобилась ваша помощь, чтобы найти способ обокрасть сэра Фредрика.

— Послушайте, Ленди, с каких пор сами вы превратились в такого горячего защитника Райленда? Чем вас околдовал этот человек? Что за поветрие охватило умы самых почтенных старожилов Бультона? Паттерсон стал его компаньоном. Вы вступили с ним, по вашим словам, в серьезные деловые отношения. Леди Стенфорд вверила ему все свои свободные средства. «Монитор» его превозносит, и поговаривают, что редактор даже стал акционером компании. Бультонский мэр принял от Райленда крупную сумму для нужд города. Портовые и таможенные власти оказывают ему широкую поддержку. Государственные контролеры сукон что-то подозрительно легко ставят пломбы на изделия «Бультонской мануфактуры». Даже церковь… Вы слышали, какие похвалы воздались жертвователю во время последней проповеди в соборе? Наконец, сотни мелких держателей акций… Нет, это даже не поветрие, это какая-то дьявольская паутина, черт побери! Но я могу смело утверждать, что деловые отношения с этим клиентом не лишили меня независимости. Мне выгодно вести дела компании, но я могу в любую минуту прекратить их, как того желает мой сын. Почему вы молчите, Сэмюэль?

— Уильям! Откровенность за откровенность! Лучше вам узнать правду, прежде чем следовать бредовым советам вашего ослепленного сына… Вам в точности известно, что главные средства моего банка составляют вклады Паттерсона, еще нескольких фабрикантов, ваши собственные, наконец, средства страхового общества…

— Боже мой, к чему это предисловие? Дела банка я знаю лучше, чем свои! Не пугайте меня, Ленди!

— Так послушайте, Уильям. Во время летней паники на бирже я скупил на крупную сумму падавшие в цене бумаги — и просчитался… Подошли срочные платежи, я нуждался в немедленном займе. Я метался, как в лихорадке, ибо при малейшем признаке беспокойства вкладчиков я должен был бы объявить себя банкротом. Я тщательно скрывал положение дел даже от ближайших друзей, но Мак-Райль знал о моем просчете, ибо часть бумаг я купил через него. Он-то и познакомил меня с мистером Райлендом, и мы быстро нашли с этим джентльменом общий язык. И вот в самый критический для «Бультонс-банка» момент Райленд бегло проверил мой баланс и пошел на крупный риск, ссудив меня под вексель шестьюдесятью тысячами фунтов, правда под высокие проценты.

— Дальше, Ленди, дальше!

— Я вывернулся с платежами и ожил. Банк выстоял благодаря этой поддержке. Но, дорогой мой Уильям, эти шестьдесят тысяч были… не в денежных купюрах. Это были крупные бриллианты, которые агенты Райленда негласно продали в Голландии от моего имени. Райленд предложил мне камни и услуги агентов, с тем чтобы его имя не упоминалось при продаже камней. Что мне оставалось делать? Мог ли я тогда задумываться о происхождении этих камней? Да и можно ли считать несовместимым с джентльменской честью присвоение средств мертвого пирата?

Мистер Томпсон тяжело дышал.

— У меня дрожат колени, — простонал он. — Сэмюэль, вы не должны сердиться, но я буду вынужден перевести свои вклады…

— Уильям, это, увы, невозможно. После того как банк устоял, я вложил, по настойчивому совету Паттерсона, все новые вклады в бумаги «Северобританской компании» и жду от них быстрого оборота. Свободных денег, чтобы вернуть такой крупный вклад, как ваш, у меня нет. Теперь судьба — и моя и ваша — всецело связана с процветанием компании Райленда.

— Боже мой! Значит, любой удар по репутации этой фирмы или пятно на имени ее владельца…

— …сделает нас нищими, мой старый друг! Наше благополучие — в чужих руках, Уильям!

В глубоком молчании, воцарившемся в кабинете, из затемненного угла вновь, еще явственнее, чем прежде, зазвучало редкое, сухое и будто насмешливое: цвирк! цвирк! цвирк!

И вдруг среди этой тягостной тишины старый Френсис, поправлявший оконную штору, испуганно всплеснул руками и опрокинул фарфоровую вазу.

— Мистер Уильям, смотрите в окно… На Соборной улице горят новые фабрики мистера Райленда!

Оба старых джентльмена бросились к окну. Над городскими крышами полыхало багровое зарево. Даже сквозь двойные стекла в кабинет проникал отдаленный звук набата и дважды донесся нестройный звук ружейных залпов.

3

Вниз по Соборной улице, начинавшейся у Ольдпорт-сквера и терявшейся под конец в дымной неразберихе окраинных трущоб, двигалась серая, молчаливая толпа мужчин, женщин и детей, одетых в рабочие блузы и передники. Многие шли с непокрытыми головами. У иных на плечах виднелись ломы и молоты, кое-где над плечом идущего в толпе колыхался и ружейный ствол. Издали вся процессия походила на погребальную.