Наследник из Калькутты

— То, что позволено господом, не может быть запрещено людьми. Только грех против духа святого не прощается даже в небесах. А неискренность перед богом или его служителем есть грех против духа святого, Белла.

— Отец мой, поймите меня: тайна принадлежит не мне одной. Ее разделяют несколько человек. Я не давала им никаких обязательств молчания, но я чувствую, что эти странные люди не хотят мне зла.

— Белла, подчас даже закоренелый преступник, злодейский убийца, что подкрадывается с ножом к спящему, обходит встреченный цветок, чтобы не растоптать его, если он свеж и прекрасен... И никогда не думайте, что тайна, которую вы поведаете служителю бога, есть раскрытая тайна, ибо нет для священнослужителя более тяжкого греха, чем нарушение тайны исповеди. Вы не ведаете, дочь моя, какие сокровеннейшие дела человеческие покоятся на глубоком дне моей памяти и доверяются мною лишь единому богу... Облегчите свое сердце исповедью перед всевышним, Белла!

В молитвенном экстазе девушка опустилась на колени. Он ласково поднял ее, усадил на скамью и еще раз поцеловал в лоб. От движений его широких черных рукавов пламя свечей поколебалось, и лик пречистой девы будто ожил в игре смутных теней. На долю секунды Изабелле почудилось, будто костяная рука девы пошевелилась и подержала палец у губ. Изабелла подняла к лику девы заплаканные глаза. Узкое костяное лицо с выдолбленными неподвижными зрачками было безучастным, неживым, кукольным...

В наступившей тишине Изабелла различила звук капли воска, упавшей на каменную плиту пола. Прерывисто вздохнув, девушка обхватила обеими руками длинную кисть патера и зашептала:

— Отец, вы помните наше посещение тюрьмы? Вы помните узника — испанца дона Алонзо де Лас Падоса?

— Да, я помню этого человека. Продолжайте, моя дорогая дочь, — услышала она нежно-зловещий голос монаха.

— Он... не погиб при взрыве и скрылся.

— Сие мне известно, дочь моя.

— Сначала я получила его письмо, почтительное и нежное...

— И в нем он просил сохранить его обращение к вам в тайне, правда? И даже советовал скрыть его от меня, предостерегая мою дочь против ее духовного пастыря!

— Это правда. И я до сих пор молчала. Откуда вы все это знаете, отец?

— Очи духовные зорче простых человеческих глаз. Продолжайте свою исповедь, Белла!

— Третьего дня Ченсфильд посетили два молодых калькуттских юриста. Я познакомилась с ними, папа перед отъездом просил меня передать им сердечный привет и пообещал содействовать их новому предприятию.

— Помощь ближним — христианнейшее из всех помышлений милорда, Белла.

— Этот мистер Лео Ноэль-Абрагамс...

— ...крещеный иудей, насколько мне известно?

— Отец мой, он только принял облик крещеного иудея из Калькутты. Этот человек — Алонзо де Лас Падос.

Исповедуемая почувствовала, как дрогнула рука ее духовника, но голос, спокойный и ровный, как прежде, произнес:

— Я давно догадываюсь об этом, Изабелла!

— Боже, святой отец, и вы тоже... храните это в тайне от всех людей? Как заблуждается в вас этот несчастный! Он убежден, что в новом гриме остался никем не узнанным.

— Он беседовал с вами наедине, Изабелла?

— Да, святой отец, и он сказал мне то, от чего я до сих пор не могу опомниться. Он сказал мне, что его настоящее имя...

— Продолжай, дочь моя, ибо мне известно и это...

— О святой отец, он открыл мне — могу ли я верить? — что его зовут Чарльз и что он мой родной брат по отцу, мой брат, которого все считают погибшим в трехлетнем возрасте...

Тоненькая восковая свечка вдруг затрещала и наклонилась, готовая упасть. В капелле, сыроватой и прохладной, сделалось чуть темнее. Отец Бенедикт выпрямил свечу, снял нагар, и маленький огонек замерцал снова. Он тихо обнял девушку за талию и, увлекая ее из молельной, заговорил убедительным, ласковым тоном наставника:

— Белла, судить о том, с какими целями этот молодой человек, под угрозой разоблачения и смерти, явился в Бультон, нам с вами не дано. Не дано нам и знать, правду ли говорят его уста или же он просто хитрый самозванец, задумавший обмануть вашего отца.

— Но он ненавидит моего... то есть, по его словам, нашего отца! Он не хочет открывать ему свое имя. Он преисполнен вражды и ненависти к богатству и славе отца.

— Не будем судить его, Белла. У нас нет этого права. Вы исполнили свой долг перед всевышним, и он просветит ваш разум. Но ради сбережения сил вашего отца, подорванных недугом, боже вас упаси сделать ему хотя бы малейший намек об этих открытиях. Не вздумайте написать ему в Италию про эти тайны. Скажите, больше никто о них не догадывается? И еще: кто же его спутник, этот индус Наль Рангор Маджарами?

Уже на пороге молельни Изабелла задержалась. Патер заметил румянец, выступивший у нее на лице.

— Этот человек тоже участвовал в той странной игре, в... обмане городских властей... Он выдавал себя за офицера королевских войск, кавалера де Кресси. Вы помните его, святой отец?