Наследник из Калькутты

Взволнованный этими словами, синьор Паоло задышал чаще, и Антонио Карильо знаком предостерег богослова, чтобы тот не подвергал ослабевшее старческое сердце чересчур сильным испытаниям.

Наконец гондола причалила, и небольшой остаток пути до виллы граф проделал на носилках. Одолеть восемь пологих мраморных ступеней крыльца синьору Паоло было труднее, чем Сципиону [137] овладеть стенами Карфагена, но старик поднялся по лестнице сам, отвергнув даже помощь Антонио Карильо.

В средней гостиной, выдержанной в янтарных тонах сиенского мрамора, доктор Буотти усадил графа в кресло. Антонио Карильо укрыл пледом ноги старика. Томазо Буотти попросил разрешения на несколько минут удалить синьора Антонио из гостиной.

– Нет, нет, пусть Антонио останется здесь, со мной. Не вы ли сами, мой друг, поручили меня заботам этого милого молодого человека? Он был так терпелив, так приветлив и весел, что стоил один целой сотни докторов медицины.

– Эччеленца! Простите нам, мне и Антонио, один непродолжительный обман. Он был вынужденным, ибо я решил с научной тщательностью проверить все открытия и догадки, прежде чем сообщить вам истину…

Голос Буотти был так торжественно-приподнят и отражал столь сильное душевное волнение, что у старика затряслись руки.

– Не останавливайтесь на полпути, мои друзья, – произнес граф умоляюще. – Какова же истина, которую вы хотите открыть мне, мой дорогой доктор Буотти?

– Синьор Паоло, вы видите перед собою молодого человека, который родился, можно сказать, на моих глазах, в той семье, где вырос и воспитался ваш сын, Джакомо Молла. Перед вами – синьор Антони Ченни! Он близко знал синьора Джакомо. А в продолжение последних тревожных недель он втайне оберегал вас от иезуитских козней.

– Антони Ченни? – медленно переспросил старый граф. – Сын рыбака Родольфо с Капри? Мальчик мой, помнишь ли ты моего Джакомо?

– Я помню его, синьор Паоло, – отвечал Антони, – только…

– Договаривай, мой мальчик! Скажи мне, вспоминал ли Джакомо когда-нибудь о своем… отце? Или сердце его было всегда полно ненависти ко мне? Неужели мне суждено умереть без прощения единственного сына?

У Антони сжалось сердце. Он поцеловал старческую руку, но спасительница-ложь никак не шла ему на помощь.

– Ваши внуки от всей души прощают вам стародавний грех против их родителя, – проговорил за Антони доктор Буотти. – Сейчас вы обнимете их, синьор.

– Поспешите, друзья мои, ибо силы мои кончаются! Внуки мои… где они… я боюсь умереть…

Доктор Буотти открыл двери в соседний зал. Там, за дверью, несколько человек, затаив дыхание, прислушивались к происходящему в гостиной. Граф Паоло различал осторожные шаги.

– Эччеленца! – прозвучал голос Буотти. – О, как вы счастливы в вашем потомстве! Превозмогите недуг, соберитесь с силами! Смотрите, синьор, вот ваше бессмертие!

У самого доктора Буотти стояли в глазах слезы, крупные, как виноградины. Он повернулся к дверям.

– Входите все, друзья, входите, синьор Карлос д'Эльяно, и вы, сеньорита Изабелла. Эччеленца, перед вами брат и сестра, Карлос и Изабелла, родной сын и родная дочь синьора Джакомо. Обнимите ваших внуков, эччеленца, они достойны, чтобы вы гордились ими!

В радостном приливе животворных сил старик приподнялся в кресле, встал на ноги и сделал шаг на встречу своим внукам. Он оперся на плечо доктора и смотрел на Изабеллу и Чарльза прояснившимся, не отуманенным взором.

Чуть склонив головы, стояли перед ним юноша и девушка редкостной, чистой красоты. Уже не нужно было ни юристов, ни доказательств, ни медальонов! Два живых лица видел перед собой старый Паоло д'Эльяно, и в обоих сквозили и повторялись черты маленького Джакомо Молла, его несчастной матери Франчески и… самого синьора Паоло!.. Одинокий старик, жертва стародавнего обмана, вдруг увидел себя в кругу тех, о встрече с которыми думал всю жизнь, не смея даже надеяться! И эти родные, совсем иные люди, эти взрослые дети, вдобавок прекрасны! У них светлые, чистые лица, в них нет ни тени корысти, раболепия, ожидания подачки… Счастливая минута, самая счастливая за все последние десятилетия!

Одного за другим старик обнял и перекрестил обоих своих внуков. Он клал им руки на плечи, заглядывал в глаза и целовал их нежным поцелуем первой встречи…

Наконец, вспомнив о том, кому он обязан этой встречей, старик обернулся к Буотти, хотел произнести какие-то новые слова благодарности вернейшему из друзей… и не успел. Волнение старика оказалось чрезмерным, дряхлое сердце не выдержало! Минута первой встречи стала и минутой последнего прощания внуков с их дедом.

Когда умирающего подняли и перенесли на диван, рука его еще поднялась для крестного знамения, а губы разжались, чтобы прошептать последние слова:

– Я прощен и умираю счастливым! Дети, не забывайте меня!

Люди молча склонились над его ложем. Он еще дышал, но лицо его уже становилось прозрачным и белым. Исчезла старческая расплывчатость черт. Они обострились и стали четкими. Удивительное сходство Чарльза и Изабеллы с их дедом обозначилось еще резче, когда седая голова графа Паоло неподвижно замерла на подушке, как гипсовая маска.