Наследник. Поход по зову крови

Именно в этот момент два пролета балюстрады вместе с переломившимися балясинами рухнули вниз, в зал, где собрались важные персоны. Собрались, как полагали они сами, втайне от всего мира.

Изогнутая лента деревянного пролета криво вспорола покров этой тайны. И обрушилась на темный паркет, разваливаясь на части. Чихая удушающей рыжей, ржавой пылью.

– Что такое? – разом прогремели несколько голосов, а высокий баритон прибавил еще и незамысловатое проклятие.

Сэр Милькхэм вскочил прямо на стол, за которым восседали еще секунду назад его высокопоставленные собеседники. С легким шипением высвободился и сверкнул в его быстрых руках металл. Глава Охранного корпуса выбросил перед собой узкое серебристое дуло «серпантина», и с него сорвалась короткая белая вспышка. Одна, и другая, и третья.

Двумя выстрелами сорвало еще один фрагмент и без того щербатой балюстрады; во все стороны брызнули щепки, и маленький брешак охнул, почувствовав, как кольнуло в правом предплечье и рукав стал темнеть, набухая от крови.

– Бежим!

– Взять!!

Эти два возгласа, один тихий и хриплый, второй с чугунными нотками истового гнева, прозвучали одновременно. Высокий паренек, одним движением смахнув кровь с распоротой щеки, с силой толкнул сначала девочку, а потом брешака. Оба скатились в лаз, через который, собственно, они и пробрались в башню. Сэр Милькхэм выстрелил в четвертый раз. Он был почти уверен, что последний заряд ушел точно в цель: наверху метнулась и, переламываясь, пропала длинная нескладная тень.

Менестрельские хоры опустели.

Король Альгама и Кесаврии, бледный, насупленный, вслед за начальником своей охраны запрыгнул на стол и, задрав голову, взглянул на развороченные хоры. Замешательство во взгляде уже отступило: Руф выглядел сосредоточенным и готовым к отпору.

– Ушли?

– Не уйдут, – коротко ответил сэр Милькхэм. Его массивный корпус качнуло взад-вперед, и он взмыл вверх, туда, где на высоте роста четырех взрослых мужчин покоилась старинная люстра о пятидесяти свечах, кованная в виде многорукого чудовища. Глава Охранного корпуса ухватился за одно из бронзовых щупалец, раскачался и перемахнул на хоры.

Задрожали, запрыгали огоньки в лапах многорукой люстры. Вырвалась одна из свечей и полетела вниз; и тут в древнем потолке, хранящем на себе следы многовековой копоти, что-то хрустнуло. Уже прадеды тех, кто собрался сейчас под огнем бронзового чудища, не знали и знать не могли, что под толстым слоем этой копоти – древняя фреска: голубое, глубокое небо, и парит в этом небе невообразимо изящное перьевое облако. В форме то ли птичьего крыла, то ли изящной дамской прически.

И вот это черное, испакощенное небо – раскололось.

Раскачивающаяся тяжелая люстра сорвалась с блока – а может, попросту разъялось одно из звеньев подвесной цепи. Огни вытянулись светящимися змейками, затрещали свечи, и тяжеленная железная конструкция грянулась оземь.

Она едва не накрыла с головой владетеля Корнельского. Если бы тучный герцог не проявил в последний момент легконогую мальчишескую прыть и не отскочил, как ошпаренный кипятком поваренок, то быть ему пронзенным этими черными, твердыми щупальцами, на конце каждого из которых раскрывался чеканный глаз.

Но получилось еще хуже.

Люстра врезалась в пол и, подпрыгнув, опрокинула и расколола Котел лжи.

Из желтого зева массивной посудины стали медленно, как кольца просыпающегося удава, вытягиваться прихотливые клубы дыма. Нежного, мягко опалесцирующего жемчужного дыма. Когда его увидел владетель Корнельский, у него задрожала челюсть. Зубы выбили судорожную короткую дробь.

Сверху, с хоров, глядел сэр Милькхэм Малюддо. Он видел нежный дым, его маслянистые кремовые переливы и проступающие под ним голые, мучительно вытягивающиеся кости людей…

Первых людей страны.

Трое любопытных убегали, не чуя ног. А в случае с маленьким брешаком – еще и рук: правая кисть онемела и обильно кровоточила, и высокий буквально на бегу перетянул ее обрывком ткани.

Вот это был бег! В голову не лезли назойливые мысли о том, что в саду, кишащем шепотками и тенями, бродят эти чертовы суррикены Малой Астуанской… Что где-то в водах фонтана сидит та тварь… Что нельзя глазеть по сторонам и даже на мгновение замедляться, чтобы восстановить дыхание хотя бы немного…

Но самое страшное было еще впереди.

Троица проскочила аллею и уже приближалась к ограде, в проломе которой лежал тот мертвый суррикен… Они не оглядывались, и потому никто из них не увидел, как над садом задрожало туманное облачко. Оно потяжелело, разрастаясь и наливаясь изнутри нездоровым фиолетовым сиянием. Тусклые отблески этого сияния упали на каменную ограду.

И тогда трое все-таки обернулись. Все разом – забыв о запретах и повинуясь единому для всех волевому импульсу.