Наследник Шимилора

— А что? Сермяжную мудрость на мякине не проведешь, — витиевато высказался Сэф. — Пойдемте, господа.

— Пожалуй, друзья мои, — согласился сенс. — Увы, моих желаний Гюане не исполнить.

Я уже хотела идти. Наверняка это такое же шарлатанство, как чудеса наших земных кудесников. Впрочем, это легко проверить. Например, попросить нечто невозможное, совсем невероятное... Если богиня существует, пусть поломает голову.

— Подождите меня снаружи.

Я взяла лист бумаги и карандаш, присела к столу и задумалась. О чем просить? Чтобы я нашла Дениса? Чтобы он полюбил меня? Чтобы я обрела счастье? Мне хотелось так много и сразу... Я быстро набросала несколько слов, тщательно свернула листок трубочкой и продернула его в кольцо с аметистом. Можно было обойтись и монетой, но в кои-то веки я знатная дама и могу совершать глупости. Гюана должна оценить мой порыв...

Положив кольцо с запиской на поднос жрицы, я увидела, что Нолколеда тоже пишет что-то на своем листочке. Она старательно, как примерная ученица, выводила буквы, приглаживая пятерней коротко стриженные светлые волосы. Закончив, немка свернула записку и бросила на поднос монету — серебряную, целый арен. Для прачки — треть месячного жалования.

Жрица ушла и действительно вернулась через пять минут. На подносе блестела серебряная монетка и кольцо. Гюана не приняла наши подарки?

— Вас зовут Жиана, гарсин? — улыбнулась мне жрица. — Ваше имя сродни имени богини. Она обязательно исполнит желание своей тезки. Гюана просит вас принять от нее это кольцо взамен вашего.

Действительно, кольцо на подносе не было моим. Вместо аметиста в скромной оправе сиял рубин. К моему удивлению, кольцо пришлось впору.

— А вашу просьбу Гюана, к сожалению, исполнить не может, — сообщила жрица Нолколеде. — Вам следует молиться Ламерис, богине солнца. Гюана возвращает ваш подарок.

Немка взяла монету, вышла на улицу и со злостью швырнула ее наземь.

— Что это с ней опять? — поинтересовался у меня Сэф.

— Поссорилась с богиней, — вздохнула я.

3. «Медвежий угол»

С тех пор, как мы покинули Вэллайд, прошло десять дней. Десять дней в седле, ночевки в захудалых гостиницах, а иногда и под открытым небом... Каждое утро я чувствовала себя совершенно разбитой. Фраматы были правы, говоря, что физически я не готова к этому путешествию. Иногда мне хотелось расплакаться от усталости, но перед спутниками не хотелось терять лицо.

Дорога постепенно делала нас друзьями. К выходкам Нолколеды я успела привыкнуть. Сенс Зилезан нашел кратчайший путь к моему сердцу, неустанно восхищаясь проказами Чани. Еще он был очаровательно рассеян, но зато знал про все на свете. Время от времени сенс доставал из-под мантии записную книжку в простом кожаном переплете, надевал на нос очки и что-то писал. В ответ на наши расспросы он смущался, говоря: «Так, всякие пустяки». Мы с Сэфом пришли к выводу, что сенс пишет стихи.

Сэф был мне симпатичен, хотя иногда я украдкой смеялась над ним, особенно над его нелепой жемчужной серьгой. Он галантно ухаживал за мной, даже в дороге оставаясь красивым и франтоватым дворянином. Воротничок его рубашки оставался ослепительно-белым, замшевые перчатки плотно сидели на красивых руках, а бородка сохраняла идеальную форму. Безупречный вид — если бы не забинтованный палец. Мы хотели сварить напиток из листьев кустарника тач, который заменял в Лаверэле чай. Сэф обжегся, помогая — или, точнее, мешая — Нолколеде пристраивать над костром котелок.

— Вообще-то, чай заваривают не так, — заявил он и схватился за раскаленную оловянную ложку.

— Поделом тебе, — мстительно сказала Нолколеда, когда тот заплясал вокруг костра — к вящей радости Чани. Тем не менее, немка быстро нашла в своих мешках какую- то мазь, чистую тряпочку и профессионально забинтовала Сэфу палец. А я с запоздалым раскаянием вспомнила, что даже не подумала взять с собой аптечку.

Надо отдать должное строптивой немке, она стала вести себя по-другому: в частности, перестала «выкать» мне и Сэфу, который запанибрата называл ее Ледой. Честно говоря, Нолколеда была полезной спутницей. Ее не пугала походная жизнь, она все знала про лошадей и упряжь. Когда мы сделали привал на опушке небольшой рощи, она метко подстрелила выпорхнувшую из кустов куропатку. Бар приготовил из нее великолепное жаркое на вертеле.

Кстати, Бара я воспринимала как равноправного члена нашей компании — наверное потому, что не привыкла иметь слуг. Иногда я спохватывалась: мой слуга был единственным лаверэльцем среди нас, землян, а мы время от времени заводили сомнительные разговоры, вопреки возмущению осторожной Нолколеды. Мы с Сэфом, русские, были слишком сентиментальны, а сенс Зилезан — слишком рассеян, чтобы соблюдать конспирацию. Я полагалась лишь на то, что простодушный Бар не придаст значения нашим обмолвкам.