Наследник Шимилора

Чаня, как самая обыкновенная, неговорящая собака, долго грыз баранью кость, а потом заснул с ней в обнимку. Бар увел лошадей на водопой. Сенс Зилезан достал свою книжечку, подсел поближе к свету и быстро застрочил, иногда перечеркивая написанное. Нолколеда лежала прямо на земле, подложив мешок под голову и уставившись в темнеющее небо. Сэф заряжал пистолеты, ловко орудуя шомполом.

Мне было делать нечего, и на ум приходили грустные мысли. Например, почему в Лаверэле принято сжигать умерших на погребальном костре...

— Сенс, — окликнула я ученого, — Можно мне вас отвлечь? Вы наверняка знаете. Почему лаверэльцы хоронят не тела, а пепел?

— Вы никогда бы не спросили меня об этом, Джоан, будь вы знакомы с лаверэльской мифологией, — охотно отозвался сенс Зилезан. — Все очень просто. Лаверэльцы считают своими прародителями деревья. Точнее — Священный ясень. Миф рассказывает, что когда-то на земле было царство деревьев. Их корни так тесно сплелись под землей, что им стало нечем дышать. Новым семенам негде было взойти. И тогда самый старый ясень отдал свои семена-крылатки в ладони Ламерис, богини солнца. Из этих семян выросло первое племя людей.

Ламерис должна была рассказать людям об их происхождении и вернуть их в лоно леса-прародителя. Но случилось по-другому. Однажды богиня увидела сквозь кроны деревьев прекрасный весенний цветок и воспылала к нему страстью. Эта страсть могла испепелить нежное растение. Деревья пожалели цветок. Все ясени соединили свои кроны, создав из них непроницаемый для солнечных лучей шатер. Сколько богиня не палила жаром листья, под сенью леса сохранялся прохладный полумрак. И так продолжалось, пока не закончилась короткая жизнь цветка.

За это Ламерис так разгневалась на деревья, что не стала рассказывать людям, что их отец — великий ясень по имени Шан. Люди поселились на земле и, расчищая место для жизни, сожгли немало деревьев, не подозревая, что убивают своих прародителей. Но однажды на свет появился мальчик, который обладал чудесным даром. В шуме древесных крон, в треске и стоне стволов, падающих под ударами топора, он слышал человеческую речь. Так люди узнали о своем происхождении. Человек, умеющий слушать деревья, стал первым Смотрителем Священной рощи и предсказателем будущего. С тех пор человек, причинивший вред ясеню, судится, как убийца, а человека, сорвавшего с ясеневого дерева лист, судят, как вора.

— Ну, а погребение? — нетерпеливо спросила заинтересовавшаяся Нолколеда.

— На погребальном костре человеческая плоть соединяется с древесной. Пепел возвращается в землю. Если человек был хорошим, он вырастет снова ростком ясеня. Если нет — останется в подземной мгле. Праведников хоронят в Священной роще. Но в будущем человек снова может возродиться человеком — если ясени помирятся с богиней солнца.

Сенс Зилезан снова углубился в свои записи, да так и задремал — прислонившись спиной к дереву и с книжкой на коленях.

— Ты покараулишь, Сэф? Разбуди меня с восходом Матин, я тебя сменю, — сказала Нолколеда, сладко зевая и поворачиваясь на бок.

— Ну, как тебе эта легенда? — спросил меня Сэф-Игнат.

— Незамысловатая, — пожала плечами я.

— Здесь все такое. Эти лаверэльцы — просто дети по сравнению с нами, землянами...

— А мне кажется, они как раз взрослые. Они точно знают, что в жизни главное, а что — пустяк. Это мы — дети. Бескомпромиссные, жестокие, шумные дети, не знающие, куда девать энергию, которая плещет через край...

— Да ты философ, солнце мое! — рассмеялся Сэф. — Ну и что же получается: значит, это мы у лаверэльцев на воспитании, а не наоборот?

— А чему хорошему мы можем их научить? Если я правильно понимаю, все мы отправились сюда решать какие-то свои проблемы. Финансовые или какие-то еще...

— Правильно понимаешь, — посерьезнел Сэф.

— Это я тебя подвигаю к исповеди, — улыбнулась я.

— Исповедь? Ну что ж, пока наш Цербер спит...

— Это ты про Чаню?

— Это я про Леду.

Мы, как заговорщики, тихо захихикали.

— А исповедь у меня довольно скучная... Ты была в Анапе?

— Была. В очень раннем детстве — с мамой и папой... — я мечтательно прикрыла глаза. — Мы жили там «дикарями», ездили на Утриш жарить шашлыки, вечерами гуляли на Высоком берегу... Представляешь, я все помню!

— А ты была в Анапе зимой?

Я покачала головой.