Наследник волхвов

Ф. считает, что Еритница — единый общественный организм, его сила в сплоченности, его слабость в информированности каждого жителя деревни обо всех деревенских делах. Ф. считает, что, если взять «языка», как он выразился: «грамотно изъять» и «грамотно» его допросить (пока в деревне не хватились «изъятого»), то велика (с его слов — 98%) вероятность выяснить судьбу Андрея.

Мы отъехали от Еритницы на достаточное расстояние, чтобы нас не заметил случайный свидетель (уже после случайного обнаружения удостоверения). Ф. свернул с дороги к лесной опушке, приметив подходящий закуток в лесу. «Ниву» сейчас с дороги не видно, лишенная растительных препятствий земля углубляется в лес запятой метров на десять, машина стоит в конце закутка-загогулины.

Из тайника в машине (оборудованного под днищем) Ф. достал томат «АКМС», штык-нож, запасной рожок к автомату, две ручные гранаты неизвестной мне системы и разгрузочный жилет, комплектованный неизвестными мне спецсредствами. Федор надел камуфляжную куртку, «разгрузку» (разгрузочный жилет) и отправился брать «языка», как он сказал: «работать языка». Нам (И.С и В.Ф.) велел ждать до утра. В 9.00 завтрашним утром, в случае если не дождемся Ф., нам велено отправляться в Москву, причем ехать в сторону, противоположную поселку Крайний, и на хуторе не останавливаться. Нам приказано в первом же населенном пункте, где есть почта, отправить в Москву ценной бандеролью эти записи, которые я сейчас заканчиваю, и улику — удостоверение Андрея (Ф.И.О. получателя, его адрес я запомнил). Ф. оставил нам деньги, документы на машину (доверенность), разрешил бросить «Ниву», если возникнет возможность добраться до Москвы быстрее или проще (самолетом или поездом). В Москве нам надлежит связаться по телефону с тем же лицом, на имя которого будет отправлена бандероль (номер телефона я запомнил), нам велено все рассказать, и мы предупреждены, что, скорее всего, от нас потребуется лишь более подробная информация, чем записана в этом блокноте.

Сейчас 17 часов 33 минуты, с момента ухода Ф. прошло более четырех часов".

Вздохнув с облегчением, Игнат закрыл блокнот, выщелкнул из пачки последнюю сигарету, понюхал ее и сунул за ухо.

— Витя, ау!..

Виктор более не кружил в позе арестанта меж деревьев-часовых. Перегорел Фокин, устал нервничать. Отдав Игнату ручку-диктофон, Витя взял из машины пальто, бросил его на землю, где посуше, и улегся смотреть в небо, рассматривать появившиеся во второй половине дня в синеве атмосферы мелкие стада облаков-овечек. А может, он просто уснул?

— Ау, Витя! Спишь?

— Бодрствую.

— Вить, хочешь почитать, чего я тут понаписал?

Виктор перевернулся на бок, приподнялся на локте.

— Давай, почитаю.

Сергач оттолкнулся лопатками от теплого колеса. Встал. Размял колени, плечи, пальцы.

— Ты б, Вить, не лежал на земле, а? Застудишь спину или, того хуже, почки. Да и пальто не стоило бы пачкать.

— Хрен с ними, с пальто и с простудой. Кидай блокнот!