Наследник

По возвращению в Альдейгьюборг придется созывать тинг-совет, звать на него старейшин родов, жрецов-кривичей, самых уважаемых торговцев, включая ромеев, и всем вместе решать: что делать дальше? Если земля «испорчена», если в окрестностях города появилась сила, с которой смертным не совладать, придется бросать всё и уходить – так бывало не раз, достаточно вспомнить Хеорот, золотой бург конунга Хродгара, частью истребленный Гренделем. Уцелевшие покинули оскверненную землю и выбрали новое место для поселения, только тогда проклятие было изжито!

И наконец: надо спросить у дружины, останется ли она здесь или придется покинуть Гардарики? Биться с врагом – это одно, а вставать на пути неведомого, совсем другое. Что-то скверное поселилось между озерами Чудь, Ильмень и Нево, никто не посмеет смеяться на морским конунгом Рёриком Скёльдунгом, если он отступит перед незримой, колдовской опасностью – такое не стыдно.

– Возвращаемся, – сказал Рёрик, когда огромный костер прогорел. – Торстейн, оповести всех в Альдейгьюборге. Скажи: Рёрик-сэконунг требует сбора тинга еще до заката. На берегу реки, там, где впадает Змеиный ручей. Место чистое, светлое.

Подсознательно Славик чувствовал – по мнению данов, гибель сыновей Хакона не где-нибудь, а в святилище, являются событием, в ХХ веке сравнимом с громким террористическим актом в центре европейской столицы. А если учитывать мистическую подоплеку, то выходит совсем уж нехорошо – волшбы они боятся как огня…

Новость распространилась по Альдейгьюборгу быстро – как и по всякой деревне, пусть и очень большой. К датской слободе сошлись больше сотни человек. Из наспех прочитанных еще в Питере материалов о дохристианской эпохе Славик имел минимальное представление о «военной демократии» славян и норманнов, однако он и представить себе не мог, что правом голоса в этой системе пользуются не только вооруженные мечами воины, старейшины или уважаемые торговцы, но и все до единого свободные люди.

В Альдейгьюборге очень трепетно относились к статусу «свободного», будь ты конунгом или молодым и неженатым охотником шестнадцати лет, но уже прошедшим «мужское посвящение» в славянском или скандинавском святилище. Едва ты стал взрослым мужчиной, сразу получаешь слово на тинге-вече, равновесное слову седобородых и почтенных старцев, глав семей. И тебя будут слушать так же, как и умудренного годами деда, не прерывая и насмехаясь над молодостью.

Кетиль, зараза, подопечного бросил – сказал «Стой тут, никуда не уходи», и исчез – тинг дело серьезное, а Слейф сам о себе позаботится. Захочет покушать, так мужской дом по правую руку, в котле можно наскрести овсянки с красной рыбой, оставшейся от утренней трапезы. Незачем над Слейфом висеть, будто курица над цыпленком – выглядит он человеком благоразумным и молчаливым.

Славик растерялся. Он ничего не понял из указаний Кетиля, но судя по тому, что обитатели Альдейгьюборга, скучившиеся перед датской слободой, не обращали на него ни малейшего внимания, вывел: можно слегка (самую малость!) воспользоваться предоставленной свободой. То есть походить в одиночестве. Главное – в любой ситуации отговариваться стандартным «не нидур» и ссылаться на Рёрика-сэконунга из даниров. Ясно как день – человека Рёрика в Альдейгьюборге не тронут, даже если он совершит ужасное преступление, то отведут судить к вождю.

В любом случае надо быть осторожным: не толкаться, на ноги не наступать, всегда обязательно смотреть в глаза, причем с доброжелательством. Только в глаза – они не любят, когда отводишь взгляд.

Больше всего подивил христианский священник – явно византиец. Нет, не толстый и не обрюзгший, как многие батюшки русской православной церкви, а внушительный широкоплечий дядя, ничуть не уступавший статью норманнам или славянам – единственно, отче темноволос и кареглаз. Одет в черное, но это не привычный православный подрясник, а подобие черной шерстяной куртки, надетой на долгополый кафтан из тонкой ткани. На груди – серебряный крест, голову венчает войлочная облегающая шапочка. Борода тщательно пострижена.

Рядом с батюшкой стоят две богато одетые пожилые женщины с хмурыми лицами – некоторые славянские роды доселе не отказались от матриархата, неслыханная архаика…

Славик аккуратно лавировал между людьми, столпившимися перед двором Хельги-бонда, иногда останавливался – хотелось исподтишка разглядеть самых интересных личностей, к примеру человека, облаченного подобно арабу из телерепортажей про нефтяные эмираты. Лицо у него европейское, кстати, но голова покрыта белым платком с синими полосами – хазарин-иудей?

– What the fuck? – Славик замер, услышав донельзя знакомую по американским боевикам фразу. Эти двое, одетые, как норманны, при мечах и красивых зеленых рубахах стояли поодаль и общались на чистейшем английском. – Why natives so worry?

На них никто не обращал внимания. Многоязычность в Альдейгьюборге была самым обычным делом.

Славик неимоверным усилием воли подавил желание броситься к незнакомцами и задать вполне естественный вопрос: «Ду ю спик инглиш?»