Мои разговоры о душевности, о человеческом отношении, о подбадривании больного, который не может не опасаться даже самой простой операции, о послеоперационном состоянии, которое так важно в процессе выздоровления, — все это оставалось за пределами сознания профессора.
— Чепуха! — говорил он. — Твой гуманизм — это остатки и рецидивы медицины, не обладавшей нынешними возможностями. Конфорти, ты и еще пара израильских профессоров — вы просто динозавры. Кому вы нужны с вашим гуманизмом? У вас же такой низкий коэффициент полезного действия. Какую уйму времени вы тратите на каждого больного. Мир уже уходит от механизации к автоматизации, к роботехнике, к компьютеризации, а вы все еще цепляетесь за конную тягу и бубен шамана. Брось это все и, кстати, займись частной практикой. Тратить время надо именно на это.
Только один раз, говоря о частной практике, он сдал свои позиции:
— Хорошо тебе. Твоя жена не наступает на горло и не требует от тебя больших заработков. Надо уметь хорошо жениться.
Я улыбнулся. Я вспомнил травматологический пункт Киевского ортопедического института, куда ко мне однажды во время дежурства пришла моя будущая жена. Она не представляла себе, что можно так тяжело трудиться, всего себя до последней капли отдавая работе.
— Ну вот, — сказал я, — и так будет всю жизнь. Ты сможешь выдержать?
Она смогла. Я действительно хорошо женился.
С профессором мы были очень дружны, но позиции наши не сближались.
Умение ходить пешком
Я часто задумывался, не существует ли какой-то всеобщий закон сохранения? Не только материи. Не только энергии. Не теряем ли мы точно столько же, сколько приобретаем? Приобретения видны и понятны. А потери? Обязательна ли их материализация, если потерю не всегда можно заметить и даже сформулировать? Сумеет ли, скажем, солдат, привыкший на джипе подъезжать чуть ли не к самому переднему краю, совершить сорокакилометровый ночной с полной выкладкой марш-бросок по заболоченной местности и с ходу вступить в бой? Не теряет ли хирург, пользуясь изумительными инструментами и оборудованием, качества, которые могут пригодиться ему в экстремальной ситуации? Теряет!.. Ведь он их даже не приобрел!
Хирург, привыкший рассекать кость только совершенным вибрирующим остеотомом, пасует, когда надо взять в руки долото и молоток. Он в полной растерянности, если вдруг перестали работать электронно-лучевые преобразователи, контролирующие его действия. Привыкший передвигаться только на автомобиле, он разучился ходить.
Случилось это в конце первого месяца моей работы в Израиле.
Утром профессор Конфорти сказал мне, что собирался проассистировать молодому ортопеду, проходившему специализацию, на операции остеосинтеза отломков шейки бедра трехлопастным гвоздем. Молодой врач еще ни разу не делал этой операции. Но профессора срочно вызвали в университет.
— Пожалуйста, проассистируй вместо меня. Разумеется, ты отвечаешь за операцию. — Профессор направился к выходу, а я — в операционный блок.
По пути я заметил, что больной, старой женщине, наркотизатор уже сделал премедикацию, вступление к наркозу, если можно так выразиться.
Молодой ортопед бесцельно слонялся, заглядывая в операционные комнаты.
— Ты почему не моешься? — спросил я его.
— Операции не будет.
— Как это не будет? — возмутился я.
— Телевизоры не работают.
— Ну и что?
Молодой врач с сожалением посмотрел на меня, на бестолкового, вероятно не понявшего, что он сказал на иврите.
— Понимаешь, телевизоры не работают.
— Понимаю. А ты понимаешь, что старой женщине уже сделана премедикация?
— Но телевизоры не работают!
— Я уже слышал и сожалею. Но если бы это была твоя мама, ты согласился бы, чтобы отменили операцию?
— Но телевизоры не работают! — в отчаянии прокричал он, возмущаясь моей глупостью.
— Значит, будем работать без телевизоров. Давай, мойся.
— Без? — как ошпаренный, он выскочил из операционного блока.
Вряд ли в тот момент я вспомнил, как шел к этой операции «без телевизора»
За двадцать с лишним лет до того, как я на выставке впервые увидел рентгеновский аппарат с электронно-лучевыми преобразователями, мне и в голову не приходило, что когда-нибудь можно будет без всяких затруднений вводить спицу в центр шейки бедра, глядя на два телевизионных экрана, в двух проекциях показывающих кость и вводимую в нее спицу. Начинающий клинический ординатор в ортопедическом институте, я смотрел, как доцент делает остеосинтез отломков шейки бедра трехлопастным гвоздем Смит-Петерсена. Очень сложно. С десятком рентгенограмм во время операции, что, естественно, занимало время, не говоря уже об облучении. А больной под несовершенным эфирным наркозом. И операцию эту в клинике делал только доцент.
Вскоре я узнал, что это тема его докторской диссертации.