Наследники Асклепия

— Ваш случай, дочка, к ортопедии не имеет никакого отношения. Вам следует обратиться к невропатологу. Кстати, Ион Лазаревич, почему бы вам не показать вашу пациентку Оскару Ароновичу?

В книге «Портреты учителей» я описал Оскара Ароновича Рабиновича, блестящего невропатолога, талантливого человека. Только спустя два дня, в понедельник я смог показать ему больную. К тому времени уже начался конкурс, к которому моя пациентка, увы, уже не имела никакого отношения. Меня поразило то, что, в отличие даже от профессора Елецкого, — о себе я и говорить не должен, — осматривавших пациентку не менее получаса, сбор анамнеза и осмотр заняли у Оскара Ароновича не более в пяти минут. Он попросил больную подождать в коридоре и обратился ко мне:

— Эх, Иона, Иона. А ведь вы владеете гипнозом. В течение одного-двух сеансов вы могли излечить больную и обеспечить ей участие в конкурсе.

— От чего излечить?

— Как? Вы еще не поняли? Это же банальнейший случай. Истерический паралич в чистом виде. Один-два сеанса гипноза — и всех делов. Неужели не хватило вашего знания анатомии, чтобы сообразить, что нет такой органики, которая только на периферии, только на кисти может поразить все три нерва? Уточню свою мысль. Может быть такая органика: тяжелейшее ранение в области лучезапястного сустава. Но скажите, Иона, вы обнаружили у нее такое ранение? Как же вы со своими знаниями не сообразили, что девочка испугалась конкурса. А вы бы не испугались? Шутка ли! Киевскую еврейку в такую замечательную пору посылают в Париж представлять страну советов на конкурсе Маргариты Лонг и Жака Тибо! А вдруг она не станет победительницей или даже дипломантом. Вы представляете себе, что в таком случае ждет ее после возвращения? Бедная девочка. У меня не только истерический паралич возник бы. Я бы просто окочурился от инфаркта. Проведите несколько сеансов гипноза, и все будет в порядке. Думайте, Иона, думайте. Вы же врач. Хорошо оперировать после небольшой тренировки может и сапожник. Я с уважением отношусь к этой профессии, как и ко всякой другой. Но врач, Иона! Самое главное у врача — умение думать, ну и, разумеется, сострадание. Но одно сострадание без умения думать никогда не сделает из человека врача.

Истерический паралич! Я же знал, что существует такая патология. Как же мне не пришло это в голову? Оскар прав. Я ведь видел, что нет никакой органики, могущей поразить все три нерва. Меня не утешало даже то, что и профессор не поставил диагноз. Больную я попросил прийти на следующий день, чтобы начать сеансы гипноза. Но в лечении уже не было необходимости. На следующий день ко мне пришла совершенно здоровая

молодая женщина. С удивлением она рассказала, что, проснувшись утром, обнаружила нормальную чувствительность пальцев, которые оказались замечательно подвижными. Радости ее не было границ. Уже перед концом беседы я спросил, есть ли у нее какие-нибудь сведения о конкурсе. Да, ответила она, к сожалению, наш скрипач не попал во второй тур. А еще через несколько дней она в благодарность неизвестно за что с блеском сыграла мне «Интродкцио и рондо-капричиозо» Сен-Санса и еще несколько произведений, исполнить которые так мог только виртуоз. Но исполнительская деятельность ей была заказана. Лет двадцать спустя она, преподаватель Киевской консерватории, обратилась ко мне по поводу органического заболевания. Мы не говорили о лете 1952 года. Но я все время чувствовал себя виноватым в ее печальной судьбе, в ее не сложившейся жизни, в несостоявшемся таланте.

Врач обязан знать

Прав был Оскар Аронович, когда говорил «врач должен думать», считая думательный процесс одной из основ врачевания.

Однажды я демонстрировал молодым врачам последовательность постановки диагноза в очень непростом наблюдении. Патологический процесс локализовался в голени. Я говорил о топографической анатомии, о предмете, рассматривающем послойное строение определенного сегмента человеческого тела и взаимного расположения органов и тканей. Врачи должны были слой за слоем называть ткани и анатомические образования от кожи до костного мозга вдоль мысленно воткнутой в место болезни иглы. Они должны были ответить, можно ли на основании имеющихся симптомов считать, что патологический процесс локализуется именно в данном слое, именно в данном анатомическом образовании. Версии отбрасывались одна за другой, пока, наконец, не был точно локализован патологический очаг. Затем возник вопрос, какая именно болезнь может быть в этом конкретном месте. И снова отбрасывались версии, не соответствующие имеющимся симптомам. Так была продемонстрирована «думательная» работа врача, постановка диагноза на основании дифференцирования.