Наследники Демиурга

– Для кого-то, может быть, и страшный… Понимаешь, все эти люди, – острый щетинистый, как всегда подбородок обвел присутствующих, – писатели. Кое-кто – настоящий, признанный, большинство – просто считает себя таковыми. Кто-то из них талантлив, может быть, даже гениален, кто-то – абсолютно бездарен, кто-то – серединка наполовинку, вроде твоего покорного слуги… Но все без исключения – и ты тоже – взвалили на свои плечи тяжкую ношу. Захотели быть Творцами, Создателями… Это не просто громкие слова, сынок. Любой, когда-либо берущий в руки стило, сознательно или нет, создает свой мир. У кого-то этот мир ярок и полон красок, живет и дышит, у кого-то – плоский и серый, будто асфальт, но в любом случае – это мир…

Отец замолчал, ковыряя желтым ногтем подлокотник кресла.

– Все они, хотят этого или нет, населяют свои миры сонмом людей со своими характерами, привычками, судьбами, смело распоряжаясь ими, лихо меняя все на свете или рабски тащась в проложенной колее… И никто не подозревает, что, создавая свой мир, пусть даже совсем сказочный и к реальности отношения, кажется, не имеющий… Когда-то давным-давно, в далекой Галактике… Помнишь? – лукаво подмигнул отец, цитируя «Звездные войны». – Но даже мир из этого «давным-давно» и «далеко-далеко» влияет на наш, реальный. И хорошо, если влияет чуть-чуть, совсем незаметно или больше, но в положительную сторону. Бывает совсем обратное…

Свет снова вспыхнул, дверь сглотнула еще одного «посетителя», и всем остальным пришлось передвинуться на одно кресло ближе.

– Видишь ту даму? – указал Сотников-старший на бледную худощавую брюнетку, довольно интересную, на взгляд Владислава, только что вошедшую и теперь сидящую у самой входной двери. – Это модная сейчас писательница, автор нескольких десятков детективов. Кое-что даже экранизировано… Сериалы, конечно. Для нее, думаю, суд будет страшным.

– Почему?

– Она талантлива, Владик. Поэтому ее книги очень сильно изменяют этот мир, но… далеко не в лучшую сторону, я бы сказал. Слишком уж много крови, лжи и предательства на страницах, написанных ею.

– А разве их мало в жизни?

– Много, сынок. Очень много. Но пойми правильно: литература – это не зеркало. Вернее, не плоское бесстрастное зеркало, отражающее все, как оно есть. И не настолько кривое, как считают многие. Я бы сравнил хорошую литературу с изделием рук средневекового ремесленника. Старательного, но не всемогущего. Знаешь, есть такие зеркала в музеях – не совсем ровные, не совсем гладкие… Глянешь в такое и не всегда можешь быть уверен заранее, что именно там увидишь. Что-то искажено, что-то увеличено или уменьшено, что-то полускрыто туманом… Это добрые зеркала, сын.

Пришлось пересаживаться еще раз, и теперь отца отделяло от двери всего одно кресло.

– А судья сегодня в ударе, – заметил он. – Быстр, как никогда.

– Что там, за этой дверью?

Классик пожал плечами:

– Не знаю, сынок… У каждого – свое. Мы ведь все виновны по-разному, каждый – по-своему. Для одних там – геенна огненная или ангел с пылающим мечом, для других – всего лишь скучный кабинет и усталый чиновник…

– Невиновных нет?

– Нет.

– А у тебя там что? Ангел или чиновник?

– У меня? Не знаю… Посмотрим.

Очередь сдвинулась еще на человека.

– А у меня, отец?

– Увидишь… В свое время.

– Не сейчас?

– Может быть, и сейчас. А может быть – через десятки лет… Время здесь не имеет значения.

– Но…

Над дверью вспыхнул свет, отец легко поднялся из своего кресла и, улыбнувшись на прощанье, распахнул дверь, из которой дохнуло космическим холодом… Владиславу показалось даже, что он увидел на миг мириады звезд в непроницаемой черноте…

* * *

– Ирина, прошу – не перебивай меня!

Таким возбужденным Ирина Евгеньевна не видела своего любимого еще ни разу. Примчался растрепанный, в застегнутой не на те пуговицы одежде, ни свет ни заря, накричал на нее сонную, попытавшуюся приставать к нему с «телячьими нежностями»… Между прочим – выпил, не заметив, лошадиную дозу успокоительного, но так и не подумал успокаиваться.

– Перестань! – Отпихивал он руку любимой, пытающейся всучить ему новый стакан с водой… Не совсем с водой, конечно. – Ты говоришь ерунду! Какой бред? Какая…

– Хорошо. – Поняв, что переспорить Владислава не получится, она уселась на стул, плотно запахнув полы халатика, и приготовилась слушать: еще из институтского курса психиатрии Ирина уяснила, что спорить с сумасшедшими (а Сотников сейчас напоминал сумасшедшего больше всего) – напрасный труд. Гораздо полезнее – внимательно выслушать, склонить потенциального клиента психушки на свою сторону, разоружить его морально… – Давай по порядку. Значит, тебе угрожают…

– Кто? Кто мне угрожает? – взвился притихший было «псих». – Ты ничего не поняла, Ира! Мне никто не угрожает!

– Откуда же тогда эта истерика?

– Откуда… Да… Откуда… – сник Владислав. – Я чувствую, понимаешь? Весь этот заказ, сумасшедшие деньги… Все это неспроста.

– Тогда откажись. Ты же можешь отказаться?

– Отказаться? – криво улыбнулся Сотников уголком рта. – Знаешь, а отказаться, похоже, не получится. Это билет в один конец, понимаешь?

– Откуда ты это взял?