Наследники легенд

Сейчас мое сознание просто не понимает, где находится тело. Оно снова и снова пересматривает последние тридцать шесть часов, пытаясь понять, как мы оказались в этой больничной палате.

Прошлая ночь. Она кричала о доверии и безопасности, и о том, что не нужно стремиться повзрослеть так быстро. Я кричала о несправедливости, о том, что заслужила, и о том, что хочу оказаться подальше от грунтовых дорог.

Это утро. Я по-прежнему сердилась, когда проснулась. Лежа в постели, я мысленно пообещала себе не разговаривать с ней до конца дня. Тогда это мне понравилось.

Этот день. Ничего такого, обычный вторник, за исключением того, что для меня он крутился вокруг сообщения «Мы поговорим позже».

Этот вечер. Она выехала с работы.

Потом. Машина.

Сейчас. Бледно-зеленая комната и запах антисептика, который обжигает легкие при каждом вдохе.

Навсегда. «Мы поговорим позже» – не то же самое, что «Мы не поговорим больше никогда».

Нить, которая тянется из февраля, туго обвивается вокруг меня, будто я никогда больше не смогу вдохнуть. Но почему-то я все еще слышу, как полицейский говорит, мерцая и сияя.

Воздух вокруг него кажется живым. Будто он пропитан магией.

Но когда весь твой мир рушится, немного магии – это… ничто.

Три месяца спустя

Часть 1

Орден

1

Первокурсник проносится мимо меня в темноте и бросается с обрыва в освещенную луной ночь.

От его крика сонные птицы вспархивают со своих мест. Звук эхом отражается от поверхности скал, окружающих карьер Эно. Лучи фонариков следят за трепыхающимся телом студента, за тем, как он размахивает руками и болтает ногами, а потом ударяется о воду с оглушительным всплеском. Вверху, на краю обрыва, тридцать студентов вопят и гикают, так что их радость разлетается среди сосен. Словно подвижное созвездие, конусы света скользят по поверхности озера. Все дружно задерживают дыхание. Глаза всех присутствующих высматривают ныряльщика. Затем парень с рыком выныривает, и толпа взрывается криком.

Прыжки с обрыва – идеальное воплощение веселья, которому предаются белые мальчишки с Юга: деревенское безрассудство, карманный фонарик в качестве единственной меры предосторожности, риск и дерзость. Я не могу отвести взгляд. Каждый раз, когда кто-то из них бежит вперед, мои ступни сдвигаются чуть ближе к краю. Каждый прыжок в пустоту, каждый момент, когда они зависают в воздухе перед падением, разжигают в моей груди искру безумного желания.

Я подавляю его. Запечатываю. Заколачиваю двери и окна.

– Повезло, что он не сломал на хрен свои ноги, – бормочет Элис, мягко растягивая слова. Она хмыкает, глядя через край на то, как улыбающийся ныряльщик хватается за выступающие из воды камни и вьющуюся лозу, чтобы взобраться наверх по скалистому склону. Ее прямые угольно-черные волосы прилипли ко лбу. Влажный августовский воздух прижимается к ее коже, как теплая липкая ладонь. Мои кудрявые волосы и так уже собраны в пучок, как можно дальше от затылка и шеи, так что я отдаю Элис запасную резинку, которую всегда ношу на запястье. Она молча берет ее и собирает волосы в хвост.

– Я почитала про этот карьер по пути сюда. Каждые несколько лет кто-то получает травму, падает на камни, тонет. Мы точно не будем прыгать, и к тому же становится поздно. Нам пора.

– Почему? Мошки заели? – Я прихлопываю крошечное насекомое, жужжащее у ее руки.

Она пристально смотрит на меня.

– Ваша попытка сменить тему оскорбительна для меня. Вы уволены. – Элис хочет изучать социологию, а потом, может быть, заняться правом. Она допрашивает меня с тех пор, как нам исполнилось десять.

Я закатываю глаза.

– Как лучшая подруга ты уволила меня пятьдесят раз с тех пор, как мы были детьми, и все равно продолжаешь нанимать снова. Отвратительная работа. Быть кадровиком – сущий кошмар.

– А ты все возвращаешься. Это улика, пусть и косвенная, в пользу того, что ты любишь свою работу.

Я пожимаю плечами.

– Хорошо платят.

– Ты же знаешь, почему мне это не нравится.

Я знаю. Не то чтобы я планировала нарушать закон в наш первый вечер в кампусе, но после ужина возможность предоставилась сама – в лице Шарлотты Симпсон, девочки, которую мы знали еще по Бентонвильской старшей школе. Она просунула голову в дверь нашей комнаты, когда мы еще не успели даже распаковать вещи, и потребовала, чтобы мы присоединились к ней. После двух лет на программе раннего обучения Шарлотта официально была зачислена в Каролинский университет и, похоже, в какой-то момент на этом пути полюбила вечеринки.