Наследники трех родов

– Поразительно, – выговорил Венториэль, изобразив аплодисменты, но звука хлопков не раздавалось. – Дай угадаю, наши товарищи нас сейчас не слышат, и ты говоришь мне это по секрету, ведь они все думают, что это Хенорп виноват в том, что он, – Бог, совершенно внезапно оказавшийся моим отцом, махнул рукой на Риана, – родился без дара бессмертия, весь многолетний труд сорвался, а значит, надо начинать заново. А оказывается, на самом деле, виноват не он, а ты, – он ткнул пальцем в сторону трона и мужчины, сидевшем на нем, сделав несколько шагов прямо сюда. – Когда ты зародил его, ты не учел, что сила Бога смерти перетянет в себя дар Вентиры, лишив ее столь нужных нам способностей, и из-за чего она лишилась второго зеленого глаза, и родилась без божественной силы и возможности вернуть нам наше могущество в Апатии. Хенорп оказался заключен в фибулу за твои проступки, – теперь я снова ничего не понимала из услышанного, а вроде только все начало вставать на свои места. Неожиданно Бог жизни щелкнул пальцами, и цепи на руках Риана пропали, а сам парень рухнул на пол. Поднявшись с трона, Лайсер сбежал вниз по ступенькам и остановился в шаге от Венториэля, рассматривая его.

– Ты так ничего и не понял, Венториэль. Больше века человеческой жизни дают о себе знать, – покачал головой он, обошел собеседника стороной и оказавшись в углу, где лежали два парня, присел возле них. Мне за его спиной ничего не было видно, но я решила оставаться на троне, и не привлекать к себе внимание. Вдруг о моем существовании все забудут.

– Все, что делал Хенорп, было ради тебя и твоего возвращения, – сказав это, Бог поднялся и снова повернулся к Венториэлю лицом, а за ним я заметила движение, словно кто-то поднял руку к голове и согнул ногу в колене. – А теперь представь, что будет, когда мы вернем свою власть в Апатии. Ведь все делалось именно ради этого, ради разрыва клятвы с лидерами совета, которых уже нет в живых, но это не суть. Все только ради возврата полноценного могущества во всем мире. Зачем нам это? – неожиданно поинтересовался он у собеседника, а тот нахмурился. Впервые за все это время Бог смерти проявил слабость в виде морщин на лбу, но всего на несколько секунд.

– Чтобы положить конец этой эпохи и этого мира, начать заново. Это наша цель, это то, для чего нам нужны они, – заявил Венториэль и развел руки в стороны, а Бог жизни положительно кивнул.

– Именно. Вернув власть над всем миром, мы сотрем его и начнем все заново. Вот только никто не учел, что при таком раскладе, когда мы будем стирать мир, то и все, кого мы изгнали, тоже будут стерты, уничтожены раз и навсегда. Хенорп не мог этого позволить, ведь тогда он потерял бы тебя, и не было бы ни единого шанса вернуть тебя в наши ряды. Он не мог допустить появления на свет ребенка с даром бессмертия, наделенного божественной силой, которая действовала бы в Апатии, прежде чем он вернул бы тебя. Я же исправлял его ошибки и пытался не допустить уничтожения того, что вверено в наши руки, из-за его халатности, – слушая их историю, я понимала, что она весьма печальна, но все же меня она касалась лишь косвенно, и большую часть ответов я получила.

Венториэль и остальные Боги хотели использовать нас с Рианом, чтобы начать все сначала, чтобы вернуть власть над Апатией, а значит, и всем миром, и стереть из него жизнь. Как в этом могли помочь мы? Об этом Боги не обмолвились, либо я не уловила такую деталь в их длинных монологах, нагонявших на меня тоску, а не любопытство. Сейчас Венториэль и Лайсер стояли друг напротив друга в центре тронного зала, а в противоположном от меня углу Риан осматривал пришедшего в себя Зеланиса и показывал ему знак «тихо», не решаясь вмешиваться в беседу Богов.

– Еще скажи, что и ты беспокоился обо мне, – усмехнулся Бог смерти, не сводя глаз с оппонента, в то время как второй выглядел куда увереннее и спокойнее.

Наблюдая за ними, я вдруг поняла почему такой контраст. Венториэль ведет себя так, потому что злится, злится, как человек, и ведет беседу слишком эмоционально, наигранно, в отличие от второго, совершенно безэмоционального существа. За все это время я ни разу не видела, чтобы хоть один мускул на лице Лайсера дрогнул. Его жесты выглядели спокойными. Мой настоящий отец был человеком больше ста лет, а получив назад память Бога и все могущество, которое ему передалось, окунулся во весь спектр эмоций и потерялся в нем, бросаясь из крайности в крайность.