Наследники Ваньки Каина (сборник)

– Не знаю. Тут как-то забегал один, денег просил взаймы, а откуда у меня деньги? – Свекольный старался разжалобить незваных гостей, до сих пор не веря, что они милиционеры. Зачем бы вдруг милиции, да еще уголовному розыску, приходить к нему и интересоваться теми, кто угоняет чужой транспорт? Прислали бы местного участкового. С чего это у всех такой интерес к ребятам, угоняющим тачки? Сначала появился Ворона и выспрашивал, а когда уже начал забывать про него, вдруг выплыл знакомый таксист по кличке Мастер и тоже начал вытягивать жилы, а теперь вот заявились два бугая.

– Кто приходил? – напомнил о себе Бондарев.

Свекольный опустил взгляд – подумаешь, показали красную книжку: слепить фальшивую милицейскую ксиву не велика проблема. И тут как просветлело в мозгах – Ворона им нужен! Все на нем сходится: расспросы Мастера, упоминание об отвертке, которой Гришка работал просто виртуозно, домагательства насчет угонщиков. Не иначе пошли разборы с Гриней. Видно, прокололся где-то, а теперь хотят его найти и посчитаться. Стоит ли молчать о нем – ведь не отвяжутся, а то и самого начнут жарить лампой…

– Ворона приходил, – глухо ответил Свекольный. – Гришка Ворона. Он откинулся недавно, весной или в начале лета.

– Фамилия его как? – приоткрывая дверь, чтобы было больше света, поинтересовался Купцов.

– А-а?.. Фамилии не знаю, право слово, не знаю. Зачем мне его фамилия?

– Все? – протискиваясь к выходу, бросил Саша.

– Как на духу! – перекрестился перепуганный Свекольный.

Когда нежданные посетители вышли, он обессиленно опустился на пол и, привалившись спиной к стене, устало прикрыл глаза – пронесло! Может, и вправду были милиционеры, если даже по морде не дали за шутки с паяльной лампой?..

Ближе к вечеру, когда день угасал, Иван уже многое знал о человеке, прозванном за разлапистую походочку Вороной.

«Григорий Елизарович Анашкин», – прочел он в справке и обратился к сидящему напротив Бондареву:

– Знаешь, он отбывал наказание в одном исправительно-трудовом учреждении с Виталием Манаковым.

– Думаешь, выпотрошили Виталика на нарах? А потом здесь Анашкин продал информацию более серьезным людям? Тогда я за его жизнь не дам и полушки.

– Да нет, – задумчиво протянул Иван, – продать-то он, может, и продал информацию. Но, судя по всему, сам тоже участвует в деле. Погляди.

Купцов положил рядом фоторобот одного из «драконов», приходивших к Лушиным, и фотографию Анашки-на.

– М-да, – крякнул Бондарев. – Вот и первый «дракончик». Выходит, нитка тянется из зоны?

– Выходит, – согласился Купцов. – Но кто остальные? Собирайся, Саша, надо срочно лететь к Манакову…

… Лязгнула замком дверь, пропуская Бондарева на территорию зоны. «На свободу с чистой совестью» – бросился в глаза безнадежный, но вечный призыв, старательно выписанный белым по красному местным художником.

Один из офицеров провел Сашу в заранее приготовленный кабинет, предложил располагаться за столом, подал пепельницу, предупредительно приоткрыв форточку.

– Может, сначала с нашим оперативником поговорите? – уходя, спросил офицер.

– Нет, с ним после, – отказался Бондарев и, оставшись один, поглядел за окно, забранное частой решеткой: бараки, асфальт двора, а в промежутках между строениями назойливо лезет в глаза колючка, протянутая поверх высокого, глухого забора. В коридоре послышались шаги тяжело обутых ног. «Ведут», – понял Саша.

Манакова он узнал с трудом – похудевший, осунувшийся, в черной робе, висевшей на костлявых плечах, с глубокими тенями, залегшими под глазами, Виталий выглядел много старше, чем на фотографиях, сделанных до осуждения. Пробухав по доскам чисто вымытого пола, заключенный остановился рядом с табуретом, не решаясь присесть без разрешения.

– Я пока не нужен? – спросил доставивший Манакова контролер и, козырнув, вышел.

– Присядьте, – предложил Бондарев. – Меня зовут Александр Алексеевич. Курите…

Огрубевшими пальцами с обломанными ногтями Виталий вытащил из пачки папиросу и, достав из кармана спецовки спички, прикурил. Молчал, ожидая продолжения. Судя по костюму и напечатанной на гильзе папиросы марке табачной фабрике «Ява», гражданин начальник пожаловал из столицы.

– Как тут живется-можется? О старых грехах я расспрашивать не собираюсь, – заверил Бондарев.

– О чем тогда говорить? – вскинул на него глаза Манаков.

– Валюту скупали по чьей просьбе?

– Зозули. Я на следствии и суде все честно сказал, – нервно дернул головой Виталий, – добавить нечего.

– Родственник ваш, Михаил Павлович Котенев, в валютных операциях участвовал? Или, может быть, знал о них?

– Мишка? – Манаков прищурился и криво усмехнулся. Сразу вспомнился лощеный, предельно осторожный и скрытный муж сестры, предостерегавший от связи с Зозулей и потом бросивший Виталия на произвол судьбы. Сдать его этому громадному начальнику со всеми потрохами, и дело с концом? Пусть роют под проклятого Мишку, чтобы и он наконец узнал, как сладко спать на нарах.

Но тут мелькнула другая мысль – не случилось ли чего в Москве, если оттуда притащился в этакую даль обличенный властью человек? Вдруг Котенев уже сам парится в предварилке?