Наследники Ваньки Каина (сборник)

Сейчас,— сказал он,— погоди минутку.

Он снял с коленей ее голову и вновь положил на траву, затем бросился к Стасу. В руках того бился огромный Гонтарь, ладонями он хватался за живот, раскрывал горячие глаза, на животе его, присыпанном пылью, сверкала черная густая влага.

—Ма-а-ма!— мычал Гонтарь костенеющим языком, и глаза его были полны ужаса и неистовой жажды жизни.— Ма-а-ма-а!

Всех их положили в машину, где уже вытянулся на заднем сиденье мертвый сотрудник из второй бригады Ленька Ухачсв. Климов и Клыч встали на подножки, Стас и два других сотрудника остались опрашивать население и выяснять подробности. Машина взревела и мягко тронулась.В помещении бригады все сидели по своим столам и молчали. Только Селезнев злобно ругался между затяжками. Слышно было, как ходит за перегородкой Клыч, изредка сквозь простенок слышался тягостный, как мычанье, стон.

Через час после возвращения опергруппы в бригаду пришел Клейн. За ним — невысокий парнишка с рукой на перевязи. Климов узнал в нем того парня, что перестреливался с бандитом, когда они примчались к часовне.—Товаричи!— сказал Клейн, дождавшись, когда вышел и сел на стул Клыч.— Мы несем потери. Это тяжело. Замечательни люди били Миша Гонтарь и Леня Ухачев из второй бригады. Храбри, честни и верни своему дольгу товаричи. Война окончилась для всех, но не для ГПУ и не для нас. — Он оглядел сидящих. Все они бледны. У Клыча на лбу испарина. Клейн потер висок, закрыл веки.— Товаричи, Миша Гонтарь умер.— Он встал, встали все. Минуту помолчали. Потом Клейн продолжал:— Товаричи, сотрудник угрозыска не имеет права относиться к смерти товарича или собственной как к чему-то из ряда вон виходящему. Ми на войне, а на ней стреляют. И убивают. Перехожу к делу. Важни подробности. Гольцев, сообчайте.

—Я сменщиком с Гонтарем ходил,— сказал парень с перевязанной рукой.— Как раз Клембовская в дом одна вошла и не выходит. Я и позвони Гонтарю: Миш, мол, смени. Его очередь подходила. Ну, он на извозчике и приехал. Только я ему сдал, значит, смену, глядь, она выходит и идет себе. Ну, я задержался. Дальше. Смотрим, из тупика выходят двое. Она мимо нас, они навстречу. Один на другую сторону перешел — такой дохленький, рыженький, а второй идет встречь Клембовской и, как она поравнялась, чем-то ей ка-ак рубанет по затылку. Я-то еще губами шлепал, а Гонтарь как кинется. Тот-то хотел, видно, уже лежащей ей добавить, но Гонтарь его раз — и сломал. Тот упал, а второй с той стороны бежит, и я бегу. Он в меня трах — я и остановился, а он к Гонтарю. Тот еще только руку в карман, а этот почти в упор ему в живот. Я раз стреляю — мимо, второй — мимо, а он ширк — за тупичок, оттуда в меня и бьет, главное, зараза, до чего точно. Мишка катается там, Клембовская лежит. Гляжу, тот, дружок энтого, стал вставать — я в него. Упал. Тут постовой откуда-то взялся. Я кричу: давай, мол, браток, беги звони в розыск, я пока отобьюсь. Минут через пять вы... Вот...

Наделал этот рыжий делов,— сказал Селезнев.— Значит, тебя в руку, Гонтаря совсем, Ухача из второй бригады совсем, Клембовскую ранил...

Товаричи,— сказал Клейн.— Сейчас ваша бригада становится оперативки группой. Ночевать будете здесь. Пока у нас только неудачи. Но вот удача — человек, которого взяли рядом с Клембовской. Он дважды ранен, но в сознании. Говорить отказался. По тому, как его напарник питался вивести его из игры, заключаю, что он теперь становится чрезвычайно опасним для них. Вполне возможно, что он не из их шайки, а биль нанят для убийства Клембовской. Но знать о них он кое-что дольжен. Так что первий успех, пусть и добитый тяжелой ценой, у нас есть. Какие предложения?

Надо было дом тот обыскать, откуда Клембовская вышла,— сказал Клыч.— Теперь как бы поздно не было.

Селезнев, возьмите двух людей из второй бригады. Ви проводите!— кивнул Клейн раненому.— Действительно, странная связь: почему они покушались на Клембовскую именно у этого дома? Идите, товаричи.

Селезнев и раненый ушли.

—Клембовская ранена неопасно,— сказал Клейн.— Завтра уже сможет говорить... Очень странная комбинация, очень странная... Зачем она им понадобилась? Впрочем, я подозреваю зачем.

Когда Мишу хоронить будем?— спросил Клыч.

Клейн посмотрел на него, опустил голову.

Через два дня, Степан Спиридонович.

Все помолчали.

Все,— Клейн встал и вышел.

Клыч ушел за перегородку. Опять нависло молчание. В конце рабочего дня приехал Селезнев.

—Убита,— сказал он входя,— тяжелым предметом в висок Прасковья Моисеевна Кубрикова, торговка.

Клыч вышел из-за перегородки, усы топорщились, глаза блестели.

Бешеная собака, — сказал он. — Братишки, жизни надо не пожалеть, но такую гадину уничтожить.

Ему все равно вышки не миновать, — сказал Селезнев, садясь. — Вот и стреляет, режет.

Чего он эту-то? — спросил Стас. — От нечего делать, что ли?

Разгадка у Клембовской, — сказал Клыч. — Предполагаю, дело в ней. И вообще... Не вмешивайся эта деваха, неизвестно, как и куда нас бы увело, а сейчас, по всему видно, дело тянет к концу. Скоро будет ему амба!

Коту?! — усмехнулся Селезнев. — Возьми его вначале.