Наследница

Я прикусила язык, решив до победного конца изображать шпиона. Влад остановился напротив шкафа, сунул руки в карманы, склонил голову. Без пиджака, в черном жилете, с закатанными манжетами белой рубашки. Интересно, в прошлый раз я соблазнилась именно на присущую ему элегантную небрежность?

– Ты прищемила дверцами подол платья, – устало вздохнул нежданный гость, и я обругала себя нехорошими словами.

Прятаться после такого признания выглядело по-настоящему глупым, но мне никак не приходило в голову, как сохранить лицо в столь нелепой ситуации. Не придумав ничего толкового, я распахнула дверцы с таким независимым видом, чтобы у оппонента не осталось сомнений, что сидеть в шкафах для любого нормального человека – это дело обычное. Коронный выход испортила непослушная прядка, упавшая на глаза из развалившейся прически.

– Анна? – с трудом подавив издевательскую усмешку, кивнул Влад.

– Что надо?

Возникла странная пауза. Мы смотрели глаза в глаза.

– Твои прятки как-то связаны с заявлением о следящих кристаллах? – без обиняков спросил он.

– Я настолько предсказуема? – фыркнула я.

– Ты очаровательно растрепана.

Вдруг Влад протянул руку к моему лицу. Жест оказался столь неожиданным, что я отшатнулась, но проворные пальцы все равно мягко заправили за ухо непослушную прядь волос.

– Тебе нравится играть в дознавателя? – тихо спросил он.

– Дело не в развлечениях… днем я прослушала кристаллы из шкатулки.

Влад изогнул брови, давая понять, что ждет продолжение рассказа.

– В ту ночь перед самой смертью отец был не один. Он корчился в предсмертных судорогах и просил о помощи, а человек, находившийся рядом, ничего не предпринял, просто стоял и смотрел, как он умирает. Разве это не бесчеловечно?

Некоторое время Влад молчал, словно пытался оценить мои слова, а потом спросил:

– Скажи, Анна, тебя мучает совесть за то, что ты забыла отца?

– Да.

– Если ты разворошишь змеиное гнездо и узнаешь, кто именно был с Валентином в ту ночь, это сделает тебя хотя бы немного счастливее?

Вздернув подбородок, я соврала ему в глаза:

– Определенно.

Он что-то хотел еще сказать, а может, задать очередной до жестокости прямолинейный вопрос, заставлявший обнажать душу, но по другую сторону кабинетной двери раздались осторожные шаги. Не успела я опомниться, как оказалась в темной нише, тесно прижатая к Владу. И от него одурительно вкусно пахло. Меня посетила идиотская мысль, что аромат его благовония, тонкий и чуть кисловатый, – новый любимый аромат в моей жизни.

В кабинете тихо отворилась и закрылась дверь. Раздались осторожные шаги. Верхние огни зажигать не стали, но свет от настольной лампы стал ярче. Несколькими секундами позже в щели между рейками я увидела Эрика с отцовской шкатулкой в руках. Кузен распахнул крышку и вздрогнул, когда в лицо ему вырвалось облако разноцветных бабочек-пустышек.

– Чтоб тебя!

Наколдованные летуньи запорхали в воздухе, а Эрик перевернул шкатулку вверх дном, потряс, видимо, разыскивая следящий кристалл. Он только вошел в азарт, как вдруг замер и резко вскинулся в сторону дверного проема. На короткую секунду в лице с тонкими усиками промелькнул шок, немедленно сменившийся на понимающую ухмылку.

– Что ты здесь делаешь? – прозвучал музыкальный голос Евы, и от удивления у меня поползли на лоб брови.

Ворсистый бежевый ковер заглушал стук высоких каблуков. Она прошла, полная достоинства и сама похожая на одну из наколдованных разноцветных бабочек, порхающих над головой. Глядя на нее со стороны, становилось ясным, почему, позабыв про здравый смысл и приличия, отец женился на женщине практически ровеснице мне. Ева была преступно красива.

– Судя по всему, то же самое, что и ты. – Звучно хлопнув крышкой, Эрик отставил шкатулку на письменный стол. Бабочки перестали трепыхаться и зависли в воздухе, похожие на букашек, окаменевших в янтаре.

– Не понимаю, о чем ты говоришь, – сухо ответила мачеха. – Я увидела горящий свет и зашла.

– Да-да, – покивал тот. – Как и я.

– В таком случае потуши огни, когда будешь выходить, – Ева развернулась.

– Тебе не кажется, что она не похожа на себя? – в спину женщине спросил Эрик. – Разве за год люди могут так сильно измениться?

– Ты все еще думаешь, что она очередная мошенница?

– Судя по всему, для нас обоих было бы лучше, чтобы она оказалась самозванкой. Правда? – Кузен медленно приближался к Еве. – Потому что, если она настоящая Анна, как ты думаешь, кого она выставит из дома первым? Ненавистную захватчицу спальни обожаемого папаши или человека, которого он называл сыном?

– Что ты предлагаешь? – Она развернулась, скрестила руки на груди с таким видом, будто ей ничуть не интересно слушать племянника бывшего мужа, только вот глаза казались настороженными и даже испуганными. Ева научилась контролировать выражение лица, но взгляд ей по-прежнему не подчинялся. В этом она отличалась от тетушки Кло, проведшей всю жизнь в высшем обществе, та в любой ситуации внешне оставалась непробиваемо-хладнокровной.