— Полина… — мягко произнесла Раиса Альбертовна. — Он очень любил свою дочь… Души в ней не чаял. А потом она вышла замуж за твоего отца, и Николай Федорович его сразу же невзлюбил. Он был против этого брака, но дочка и слушать не стала. Большой был тогда скандал… В конце концов Гроздицому пришлось дать свое одобрение, хотя бы для того, чтобы не потерять дочь. Спустя пару лет родилась ты. Старик тебя с рук не спускал, возился денно и нощно. Твои родители постоянно ссорились. Что-то у них не ладилось. А потом они попали в аварию. И оба погибли. Гроздицкий винил его. Твоего папу. Уж не знаю почему. С того времени он и смотреть на тебя не мог, слишком уж ты ему дочь напоминала. Ты ведь вылитая мама. А он был так убит горем, что…
— Сдал меня в приют… — механическим голосом закончила я. Внутри будто что-то заледенело. Сколько раз я гадала, почему была не нужна родным людям. Почему меня не любили и обошлись именно так.
А оказалось — любили. Любили настолько сильно, что не смогли и видеть.
Наверное, старик Разумовский решил отказаться от последнего живого воспоминания о любимой дочери.
На глаза неожиданно навернулись слезы, а Раиса Альбертовна посмотрела на меня виновато.
— Извини, зря я это все, наверное. Дело забытое, к чему прошлое ворошить… — она растерянно сложила брови домиком, явно чувствуя себя неуютно.
— Ничего. Спасибо, что сказали, но… Мне нужно побыть одной. — оставив чашку с чаем на столе, я быстро покинула кухню, чтобы поскорее убраться с чужих глаз. С детства терпеть не могу, когда кто-то видит мою слабость.
Ноги сами свернули в длинный коридор поместья, ведущий к двери запасного выхода на заднем дворе. Единственное, что мне сейчас действительно необходимо, это глоток свежего воздуха, а выходить через основной выход слишком опасно — журналисты, в отличие от нормальных людей, не спят.
В голове разом закопошился ворох старых вопросов, щедро приправленных свежеиспеченной обидой. Я ведь все это время неосознанно искала проблему в себе! Чем не угодила родным? Что со мной было не так? Чем я была хуже других людей?
Но все оказалось гораздо проще. Дедуля Гроздицкий просто был слишком слабоволен. Из-за его слабоволия я всю жизнь живу с комплексом неполноценности. И истребить его не удалось, какой бы любовью не окутывали меня мои приемные дедушка с бабушкой. Удалось лишь засунуть глубоко в душу и никогда никому не показывать. Только вот от этого он не исчез.
Я почти не разбирала дороги, шагая по темному коридору, и утирая рукавом пижамы мокрые щеки, когда чуть не врезалась в открытую дверь, из которой как раз выходил Ярослав.
— Полина? — он озадаченно посмотрел на меня.
Опять я рыдаю при этом мужчине. Слабовольная тряпка, вся в дедушку — отчитываю сама себя, и пытаюсь как можно скорее прошмыгнуть мимо.
Но не тут-то было. Его руки уже плотно улеглись на моих плечах, заставляя остановиться.
— Что случилось? — строгий тон и вовсе не оставил никаких шансов на спасение. Накатившие эмоции никак не желали оставлять, поэтому я с силой закусила губу, а из груди нечаянно вырвался какой-то сдавленный полу — стон, полу — хрип.
— Так не пойдет. — заявил Ярослав, и тут же протолкнул меня в свою спальню. Безропотно подчинилась и принялась перебирать ногами. — Садись.
Усадил меня на кровать и налил стакан холодной воды. Сделав пару глотков, огляделась.
Помещение в темных тонах кардинально отличалось от всей концепции особняка. Здесь не было ни старинных предметов интерьера, ни вычурных резных кроватей с балдахином. Наоборот, холостяцкая спальня напоминала что-то очень современное, но от этого не менее изысканное. Минимализм и простота выглядели дорого и стильно. И хоть сама я больше люблю старину, пропитанную духом времени, здесь мне определенно нравилось.
— Успокоилась? — спросил мужчина уже гораздо мягче.
Скупо кивнула и немного насупилась. Опять чувствую себя школьницей рядом с ним.
— Расскажешь, что случилось? — Ярослав медленно подошел к большой, матовой тумбе серого цвета и слегка облокотился о нее. Внимательно изучил меня взглядом.
— Нечего рассказывать. Слишком много событий со мной произошло за последние недели. И этот нелепый договор, болезнь дедушки, а теперь еще и колье. Я чувствую себя виноватой и просто не знаю, что делать дальше.
Про настоящие причины своих слез и обиду на родного дедушку я упоминать не стала. Есть риск снова разреветься.
— Спасибо, что… Эм. Успокоил. Я, пожалуй, пойду. — я неловко огляделась по сторонам, поставила стакан с водой на прикроватную тумбочку, кое-как выдавила улыбку, и уже было отправилась к двери, как сердце застучало в два раза быстрее.
Ярослав поравнялся о мной за считанные секунды. Аккуратно обхватил запястье, останавливая.
Нет, мне не показалось. От его прикосновений бьёт током, а душа просто горит огнем! Испуганно оглянулась.
— Нам нужно поговорить. О тебе. Об Андрее. И обо мне. — мужчина произнес это таким тоном, что спорить отпало всякое желание. Поэтому я лишь распахнула ресницы и уставилась на него во все глаза.