— А разве нет? Он получит все, ты понимаешь? Сразу же после своего совершеннолетия. Сейчас ему шестнадцать. Ждать осталось недолго.
— Вера, но ведь твоего отца можно понять, — осторожно начал Олег. — Володя — единственный наследник. Поздний ребенок. Желанный. Вымоленный. Мальчик, наконец.
— А я?! — взвилась Вера, отстраняясь от Олега. — А я кто?! Да, он сын! Но я — дочь! Что это за вечная дискриминация?! Мужской шовинизм! Почему сын всегда дороже дочери?!
— Не всегда…
— Нет, ты ответь! Что это за звериный, племенной, мужской атавизм?!
— Восточный скорее. Азиатский… — Олег вздохнул. — Все мы, русские мужики, — азиаты. Скифы. Отголоски древнего варварского сознания…
— Ах ты ва-а-арвар, оказывается! — Вера снова прижалась к нему.
— А как же! — Олег скорчил «варварскую», чудовищную гримасу.
Вера неожиданно расхохоталась, забыв о недавней гневливой досаде.
— Да, азиаты, варвары… — настаивал Олег. — Сын. Наследник Продолжатель рода.
— У тебя — дочь! — снова взорвалась Вера. — Тоже поздняя! Тоже вымоленная!
— Это правда. Меня восхищает, что ты понимаешь и принимаешь это с редкостным благородством…
— Да ладно! — отмахнулась Вера. — Я полюбила Василису. Но скажи: родись у тебя завтра сын, ты что, будешь любить его больше? И оставишь все, что нажил, ему, а не дочери?
— Нет. Разумеется нет. Поделю поровну. Может, Василисе и больше обломится. Парень сам себе нароет, на то он и парень.
— Вот! — подловила его Вера. — Вот видишь! А мой отец распорядился иначе!
— Он знал, что ты сильная, — возразил Олег. Он обнял ее, погладил по плечам. — А Володька — слаб и незащищен. На его маман-истеричку надежды никакой. Значит, надо поддержать парня.
— Все равно он меня ранил! — горько прошептала Вера. — Я же всю жизнь положила на него, на его картины!.. — В ее глазах блеснули слезы. — На галерею эту… как ты выразился, «Третьяковку гребаную».
— Извини, я тогда погорячился, был не прав.
— Прав, не прав — кому судить…
— В общем, мать не может тебе простить, что…
— Того, что я вычеркнула отца из своей памяти! — резко, почти с детской максималистской обидой закончила Вера. — Я видеть не могу эти картины! Теперь все дела в галерее ведет Галина Васильевна. Андрей помогает ей. Я им позволила. Я их пустила.
— Значит, Галина Васильевна сильнее тебя, — резюмировал Олег. — Иваницкий ведь и ее обделил при разделе наследства. А она продолжает заниматься его делами. Она любит его. Она простила его.
— А я не прощаю! — запальчиво отрубила Вера.
Они замолчали.
— А меня ты прощаешь? — решившись, спросил Олег.
Вера подняла на него мокрое от слез лицо. Ее глаза сказали Олегу больше, чем слова:
— Ты же знаешь. Я тебе все простила. Я люблю тебя.
Их губы снова слились в долгом поцелуе.
— Лизонька, здравствуй… — приветливо начала Анна Федоровна. — Двадцать четвертого в Белом зале Дома кино премьера фильма про Володю. Начало в девятнадцать часов. В фойе будет небольшая выставка его работ. Приходите. Буду рада вас повидать… Что?.. Читала ли я сегодняшний «Утренний курьер»?.. — Ее лицо стало непроницаемым, голос — ледяным: — Нет, Лиза. Я бульварных газет не читаю. И тебе не советую. Для людей нашего круга это как минимум неприлично.
Она бросила трубку. Скомкала лежавшую перед ней газету, бросила на ковер и ударом ноги отшвырнула в сторону. Быстро пересекла гостиную, подошла к старинному буфету красного дерева и открыла дверцы. Красивые разномастные бутылки с супердорогой, раритетной выпивкой маняще поблескивали в полутьме. Анна Федоровна постояла минуту-другую, борясь с соблазном, и, победив его, решительно захлопнула дверцы.
Кто-то тихо кашлянул. Анна Федоровна резко обернулась. В дверях гостиной стояли Галина Васильевна и Саша. Распухшее от слез лицо хозяйки поразило их.
— Анночка, — осторожно начала Галина Васильевна, — извини, что мы без звонка…
Анна Федоровна была смущена. По ее лицу было видно, как в ней борются два взаимоисключающих желания: сохранить хорошую мину при плохой игре и поделиться своей бедой. Поняв это, Галина Васильевна сделала первый шаг. Избегая смотреть Анне Федоровне в лицо, чтобы не смутить еще больше, она очень просто, по-родственному обняла ее.
— Как я рада, что ты пришла! Именно ты! — с облегчением выдохнула Анна Федоровна, не скрывая слез.
— Мне уйти? — спросила Саша, все еще стоявшая в дверях.
— Да, Сашуль, — ответила ей мать, махнув рукой куда-то в сторону.
Анна Федоровна утвердительно кивнула.
— Вы извините меня, Саша, но… — она промокнула батистовым платочком мокрые глаза, — но я хотела бы поговорить с Галей наедине.
— Я понимаю, — Саша достала из сумочки «Утренний курьер». — У вас есть адресные данные этого сочинителя?
— Это сегодняшний «Утренний курьер», — пояснила Галина Васильевна.
— Это сегодняшний «Утренний киллер», — горько скаламбурила Анна Федоровна. — Есть. Есть и адрес, и телефон. Георгий все разузнал по своим каналам. Вот возьмите. — Она протянула Саше лист бумаги.
Переписав себе в книжку данные и немного помедлив, Саша ушла, оставив женщин наедине.