Наследство

Камаль наклонился и увидел нож, торчавший из правого бока Эйджера. Кровь лилась ручьем. Юноша опустился на колени рядом с Камалем.

— Это серьезная рана, — произнес он. — Мы должны перенести его во дворец.

Камаль кивнул.

— И сам понесу его, а вы возьмете его меч.

Оставив нож торчать в ране из боязни нанести еще больший вред, Камаль с легкостью поднял Эйджера — ведь тот весил не больше ребенка.

Юноша выдернул короткий меч из тела убитого бандита.

— Я побегу вперед и разбужу доктора Триона.

— О Боже! — выкрикнул Камаль. — Оглянись, мальчик!

Молодой человек пружинисто развернулся и увидел прямо перед собой третьего разбойника. Определенно, тот был обескуражен гибелью своих приятелей, однако решил, что наступил подходящий момент для нападения, раз уж руки великана были заняты ношей.

— Мой друг, — спокойно произнес юноша, — это было ошибкой.

Нападавший с удивлением увидел, что его жертва сама направилась прямо на него. Инстинктивно он поднял нож с таким расчетом, чтобы защитить от удара голову и шею. Это движение стало последней ошибкой, которую ему суждено было совершить. Он еще успел увидеть, как юноша сделал выпад в сторону и пригнулся. Прежде чем бандит успел о чем-либо подумать, меч вонзился глубоко в его живот и с легкостью выскользнул из раны. Он закричал от безумной боли, увидел землю, стремительно надвигавшуюся на него, и потерял сознание прежде, чем лезвие меча пало ему на шею, едва не отделив голову от туловища.

Юноша молча стоял перед своей жертвой, какое-то мгновение в его глазах горел огонь, но затем они потухли и стали похожими на два холодным уголька. Рука, державшая меч, безвольно опустилась. Окружавшая место драки толпа заговорила, словно в один голос, будто перед ними разыгралось цирковое представление.

— Скорее, Линан! Нам надо идти. Здесь могут оказаться и другие!

Очнувшись от того, что его назвали настоящим именем, Линан взглянул на Камаля.

— Это… это вовсе не так, как мне раньше представлялось.

— Поговорим позже! Сейчас нам нужно идти.

Они поспешили прочь. Эйджер, не приходя в сознание, стонал от боли.

— Боюсь, как бы нам не опоздать, — мрачно проговорил Камаль.

— Он будет жить, — с яростью в голосе отозвался Линан.

— Если его призывает Бог, никто не сможет вернуть на землю его дух.

— Он будет жить, — настойчиво повторил Линан. Юноша взглянул на Камаля, в его глазах закипали слезы. — Он знал моего отца.

Глава 2

Сознание то возвращалось на несколько коротких мгновений, то вновь покидало Эйджера, по временам он ощущал терзавшую его боль в боку, потом пропадало все, кроме неясного, но настойчивого сердцебиения. В какой-то миг ему представилось, будто он летит по воздуху, однако он сумел открыть глаз и понять, что Камаль нес его на руках. Эйджеру смутно подумалось, что это уже было, что Камаль уже нес его однажды, однако в следующий миг он ясно вспомнил, что Камаль выносил тогда с поля боя другого их товарища. Мелькнуло туманное воспоминание о том, что тот их товарищ все же умер, и Эйджер подумал, что его должна ждать та же участь, хотя именно в тот миг его слишком мало волновало, останется он в живых или нет. В другое мгновение Эйджер заметил как бы плывшее позади него чье-то молодое лицо, которое внезапно изменилось и стало старше, так что он узнал это лицо, знакомое ему не хуже своего собственного.»Это его дух, — подумал Эйджер. — Он вернулся, чтобы забрать меня с собой». Однако еще мгновение спустя лицо вновь стало юным и совершенно незнакомым.

Боль в боку стала непереносимой, гложущей, и в один из моментов просветления Эйджер понял, что это могло означать только одно, — он был все еще жив и очнулся от бреда. Он даже попытался что-то сказать, однако Камаль велел ему молчать. Вскоре, когда он снова едва не потерял сознание от невозможной боли, его пронесли через какие-то огромные ворота. Камаль выкрикнул несколько отрывистых приказании, и солдаты тотчас же бросились исполнять распоряжения начальника. Эйджер понял, что близился конец путешествия, и заранее знал, что это могло для него означать: вскоре должен появиться какой-нибудь выродок с набором крошечных крючков и режущих инструментов, чтобы начать терзать его тело и извлекать из него то, что доставляло ему такую нестерпимую боль.